«Сталин.live» изначально дерзок и провокационен, как и должно быть все то, что шокирует одним фактом своей экзистенции, что грозит стать настоящей шизофренией для всего ненастоящего. Шизофренические токи в сознании обывателя начинаются уже при первом взгляде на творческий путь режиссера фильма Григория Любомирова, известного широкой публике по скандальным проектам «Куклы», «За стеклом» и «Рублевка.live». Генеральный конструктор реалити-шоу, в котором менталитет поколения торжествующего офисного планктона проявляется едва ли не как знамение времени и лоботомически точный срез нравов, вдруг снимает совсем иное «реалити». Поэтому «Сталин.live» воспринимается «анатомией времени» уже по инерции, особенно после эффекта гиперреальности «Рублевки.live». Ну чем не информационный заговор зловещих неосталинистов?
Хотя Любомирову на самом деле еще далеко до той диверсии, которую совершил с сознанием постоянных читателей перестроечного «Огонька» Давид Гиоргобиани – исполнитель главной роли в «Сталин.live». По странному стечению обстоятельств именно Гиоргобиани играл роль молодого художника в достопамятном «Покаянии» Тенгиза Абуладзе, который стал знаменем всей последующей антисталинской ревизии, переросшей в истерию. И вдруг Гиоргобиани меняет знак, превращается в своего изначального антигероя и заявляет в одном из интервью, что для него роль Иосифа Сталина в «Сталин.live» стала продолжением того же «Покаяния». В том смысле, что «Сталин жил и грешил, как все люди, а в конце жизни все осознал и покаялся». То есть, раз уж речь зашла о Покаянии, тогда оно открыто для каждого, и без оговорок.
Но подлинная революционность «Сталин.live» заключается вовсе не в том, что этот сериал стал первой попыткой спустя 20 лет молчания дать слово всеми оплеванному вождю. Ведь как большинство доперестроечных фильмов про Сталина, так и большинство кинолент «демократической эпохи» равно изображают Сталина запрограммированным терминатором – либо со знаком «плюс», либо со знаком «минус». Особенно это хорошо видно в «людоедских» картинах слома 80–90-х гг. вроде памятного творения Юрия Кары «Пир Валтасара, или Ночь со Сталиным», где герой Алексея Петренко, словно зловещая машина, внимательно всматривается в лица пирующих, будто считывает с них некие данные для составления программы следующего убийства. А в «Ближнем круге» (1992 г.) Александр Збруев в роли Сталина вообще превращается в призрака-охотника, бродящего по ночным улицам Москвы и заглядывающего в окна первых этажей домов и жилых подвалов.
Со «старым добрым» Сталиным дело обстоит лишь немногим лучше. В крайнем случае Сталин играет роль незаменимого процессора, встроенного живьем в сложный механизм Ставки Верховного главнокомандующего. Он полностью сливается с рабочей обстановкой: гигантским столом, характерной лампой и ковром. Таким Сталин представлен в эпопее Юрия Озерова «Освобождение» и в «Победе» Евгения Матвеева. Про более ранние фильмы говорить вообще трудно: в них положительная киборгизированность очередной модели Сталина достигает запредельных высот. Многие помнят, как в «Падении Берлина» Иосиф Виссарионович сходит с трапа самолета с явно заторможенными моторными функциями и застывшей мимикой. Да и лицо его как-то странно поблескивает, будто под сталинской кожей действительно находится металл.
«Сталин.live» стоит особняком среди всех предыдущих экранизаций не потому, что этот фильм первым спустя две эпохи широкомасштабно реабилитирует вождя всех народов, а потому что впервые по-настоящему оживляет Сталина, наделяет его всей полнотой человеческой личности. Сталин в исполнении Гиоргобиани дышит и чувствует, он по-настоящему жив. Прежние кинокартины о Сталине создавали образ вождя как объект, в котором угадывалась целая палитра чужих рефлексий, отказывающая Сталину в самостоятельном бытии вне изначально прописанного контекста. Любомиров же воссоздал Сталина прежде всего как субъект, как чувствующую душу. «Сталин.live» представляет зрителям не просто психологию Сталина, а Сталина как психологию, и с этим очень трудно поспорить.
Действие фильма переносит зрителя в февраль 1953 г., где мягкий полумрак кабинетов «ближней дачи» в Кунцеве настраивает доживающего век вождя на переосмысление всей своей жизни. Высокое богословие, безумная конспирология, реалии московских буден и московских слухов периода 1952–1953 гг. переплетены в единый композиционный букет. Сталин сравнивает ядерную бомбу со звездой Полынь из Откровения св. Иоанна Богослова и тут же вспоминает, как Роберт Оппенгеймер был завербован лично им самим и Берией еще в 1939 г.
Пока Сталин плывет по волнам своей памяти, девушки из сталинской обслуги в разгар дела над «врачами-убийцами» обсуждают на кухне, что теперь со знакомыми, принадлежащими к определенной национальности, лучше порвать все связи. Одна из них передает ходившие по Москве слухи о том, как в метро на путях некие люди в белых халатах были замечены в рассыпании на рельсы странного белого порошка, при испарении которого машинисты якобы теряют сознание и поезда терпят крушение с неминуемыми жертвами.
Кстати, Сталин отнюдь не отождествляется с центром действия фильма. Он всегда рядом с этим центром, но является лишь символом для указания на нечто большее, принципиально недосказанное. Вождь любит повторять про свое «право ответственности за судьбу народа». И когда его юный сын Василий утверждает: «Я тоже Сталин!», вождь его перебивает: «Нет, ты не Сталин. И я – не Сталин». В ответ опешивший Василий вопрошает: «А кто же тогда Сталин?» И Сталин отвечает: «Сталин – это мечта всего советского народа».
Интересно, что весь этот сюрреализм лишь усугубляет эффект повседневности происходящего, реальность которого начинает говорить языком живого быта тех лет. Полифония голосов этого быта складывается постепенно, она словно прорывается сквозь радиопомехи времен. Это не голоса официоза и не голоса «понимающих что к чему». Это язык народа как такового, в самом непосредственном смысле слова. Вот почему в сериале существует вполне реальный заговор «убийц в белых халатах», который к тому же инспирирован агентами ЦРУ. Точно так же вполне реальные заговорщики-тухачевцы вкладывают маузер в руку противящегося отцу молодого Якова Джугашвили и уговаривают «убить тирана, пока не поздно».
Здесь не так важно, имели описываемые события реальную историческую подоплеку или нет. Главное в другом: народная память со всеми своими слухами и домыслами впитывает тоже какую-то часть исторической правды, о которой мы, возможно, никогда не узнаем. Более того, она сама прикладывает руку к процессу формирования этой правды.
В каком-то смысле авторам «Сталин.live» удалось найти нужный формат реальности между тем, что было, и тем, что могло быть. Никто точно не знает, о чем именно думал Сталин в свои последние месяцы, но народная память какой-то темной интуицией способна догадаться, о чем именно. Сталин в сериале подобен невидимой «черной дыре», скрывающей тайну своего исторического бытия, но обнаруживаемой именно по полю ее притяжения. И это один из самых неожиданных успехов фильма.
Простой народ в «Сталин.live» персонифицирован в образе прислуги Сталина Валентины Истоминой. Между нею и вождем вспыхивает какое-то сложное чувство наподобие платонической любви. Правда, эта любовь со стороны Валентины временами становится жертвенной, когда она, замужняя женщина, вынуждена из-за недовольства вождя сделать аборт. Справедливости ради нужно признать, что Сталин испытывает раскаяние (возможно, этим авторы фильма намекают на истинную причину исторического запрета Сталина на аборты в СССР). Впрочем, это не мешает Валентине пережить трагедию и тайком ото всех крестить фотографию Сталина перед сном.
Образ Валентины собирателен ровно настолько, насколько и анонимен. Она – это народ. Но народ не столько боится Сталина, сколько жалеет его. И вождь внимательно слушает простую женщину, пригласив ее на совещание с Кагановичем, где затронута и тема новой застройки Москвы, а значит, и тема уничтожаемых православных храмов. «Ты верующая?» – недоумевает вождь. «Нет, но это ведь красиво. Идешь, и глаза радуются», – попросту отвечает Валентина. «Слышишь, Лазарь, что народ говорит? – обращается Сталин к Кагановичу. – Храм Василия Блаженного не смей трогать».
С одной стороны, этот диалог может показаться слишком наивным. Но, с другой стороны, нужно помнить, что вопрос о вере задан не столько Валентине Истоминой, сколько самой России. И Россия хоть юродствуя, но пытается заново обрести и почувствовать пределы своей веры. «Веруешь?» – этот вопрос адресован Сталиным России и одновременно самому себе. Поэтому вопрос веры в «Сталин.live» можно по праву считать центральным.
Бесполезно искать прямой ответ на вопрос: веровал Сталин в бога или нет, нашло ли его подлинное покаяние или нет. Как считает режиссер сериала Григорий Любомиров, Сталин выстраивал себя под совсем другую человеческую модель, но в конце жизни он пришел если не к покаянию, то к переосмыслению многих своих деяний. «Для церкви Сталин – великий исторический деятель, который сделал и массу плохого, и массу хорошего. После его смерти прошло уже больше пятидесяти лет, и его нельзя призвать к земному суду, потому что он уже прошел суд небесный», – пояснил свою точку зрения режиссер «Сталин.live» в одном из интервью. По мнению Любомирова, Сталин был категорически против расстрела царской семьи и на вопрос матери, принимал ли он в этом участие, ответил, что «никогда в жизни на это бы не пошел».
Конечно, большинству людей очень сложно представить себе кающегося Сталина, если речь не идет о Страшном Суде. Но этим же людям так же сложно представить себе, почему вождь решил остаться в почти обреченной Москве в 1941 г. И зачем ему понадобилось в разгар войны открывать храмы и семинарии по всей стране. И почему сильнейший враг, которого когда-либо знала история, пройдя тысячи километров и сокрушив тысячи мощнейших очагов сопротивления, с определенного момента не смог продвинуться и сотни метров по русской земле, как под Москвой, так и под Сталинградом. И почему после войны грузинский большевик вдруг без веской политической причины превращается в великорусского имперского патриота, восстанавливающего знаки былой державности во всем – от золотых погон и фасадов зданий до приоритетов в исторической науке. «Сталин.live» не дает ответа на эти вопросы. Но намекает: с верой возможно все.
К Сталину всегда будет очень много претензий. И «Сталин.live» их вряд ли аннулирует. Но иногда нужно понять, что иначе нас всех могло ждать гораздо более страшное небытие, чем временные ужасы ГУЛАГа, разгул кровавого большевистского хаоса и всеобщей апостасии. И вспомнить тихие слова Иосифа Сталина из сериала «Сталин.live»: «Это ложь во спасение. Надо только потерпеть, только потерпеть…»