Можно ли, интересно, назвать Башарова восходящей звездой? «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова, «Ворошиловский стрелок» Станислава Говорухина, «Тихие омуты» Эльдара Рязанова, «Свадьба» Павла Лунгина, «Горе от ума» Олега Меньшикова… Пожалуй, слово «восходящая» ему уже не подходит. Несмотря на молодость, он уже вполне звезда, и хорошие режиссеры продолжают предлагать ему серьезные роли. У звезды, только что взошедшей, хорошо брать интервью: коллеги ее еще не измучили, не заставили много раз рассказывать об одном и том же, и разговор получается легкий, непринужденный и беззаботный – говоришь с человеком, который молод, счастлив, талантлив.
– Марат, не всякий молодой актер может похвастаться ролями в таких проектах, какие были у тебя. Ну и как, слава пришла? На улицах узнают?
– Нет, не узнают, и слава богу. С ужасом думаю, что когда-то будут узнавать. Я этого не хочу.
– ?!
– Не хочу, чтобы вся моя жизнь была на виду, чтобы в меня прохожие тыкали пальцем и продавщица в магазине, узнав меня, начинала вести себя по-другому. Мне это неприятно.
– Марат, а ты не кокетничаешь?
– Нет. В Канне, правда, когда я ездил туда с фильмом Лунгина «Свадьба», меня узнавали. К нам подходили люди, благодарили, говорили замечательные, добрые слова. Это было приятно.
– Актер – профессия публичная. Ты знал, на что идешь. И я не верю, что не мечтал о славе.
– Конечно, были мысли о славе, но не о такой, когда о тебе все известно. Бывают моменты, когда хочется стать серой-серой тенью. Я стал актером не для того, чтобы быть знаменитым. Я уже тебе говорил, что стал им случайно. Мой брат – театральный критик, и когда в театре «Современник» ставили спектакль «Кентервилльское привидение», он предложил мне попробоваться на одну из ролей. Меня утвердили, я забрал документы из МГУ, куда только-только поступил на юридический факультет. Играл два года в спектакле, потом поступил в Щепкинское.
– Когда ехал в Канн, не было шальной мысли: «Вдруг получу приз за главную роль?»
– Конечно, была. А что? Но мне не жаль, что приз мне так и не присудили. Нашу картину все равно отметили, мы получили приз за актерский ансамбль. Это не так мало.
– Виктор Сухоруков, когда был в Чикаго на съемках «Брата-2», говорил: «Вот я в Чикаго... Видела бы мамка моя!» А ты о чем думал, когда шел по Каннской лестнице?
– Ни о чем. Правда, накануне вечером я пришел к этой лестнице и думал: «Завтра мы здесь пойдем. Что будет завтра? Поскорее бы оно наступило». И тут же мне хотелось оттянуть это «завтра», чтобы подольше пребывать в состоянии праздника. А когда шли по лестнице, там все так орали, что думать о чем-то было сложно. Зрителям и фотографам наплевать, кто там шествует. Все вопят, как грузины на базаре. Я обратил внимание на одного фотографа. У него кончилась пленка, он стоял, перезаряжал и кричал: «А-а-а! Маша! А-а-а! Марат!» Привлекал внимание, чтобы мы в кадр смотрели, а фотографировать еще не мог. Смешно. Мне рассказали, что у всех фотографов, которые приезжают туда каждый год, есть свое место на этой лестнице. У них там своя тусовка.
– Ну а как европейские знаменитости? Клуни, Бьорк... Впечатлили?
– Хм... На самом деле первая «встреча со звездой» у меня была на съемках «Сибирского цирюльника» в Праге. На студии «Баррандов» англичане снимали фильм «Отверженные» с Умой Турман и... как же его?.. забыл. Вспомнил! Лайем Нисон. Каждую субботу Ричард Харрис (исполнитель роли изобретателя в Цирюльнике». — И. М.) приглашал нас в ирландский паб. И как-то он пригласил и Нисона. Мы гуляли, выпивали, и случилась неприятность. Короче говоря, я чуть не подрался с Нисоном. Он повел себя очень некрасиво. Подробности не буду рассказывать, но он был не прав. И мы сцепились. Я не знал, что он известный актер, звезда. Ну, обыкновенный мужик, который хамил и неприятно себя вел по отношению к нам. Когда нас растащили, мне сказали: «Что ты делаешь? Это же звезда!» Да мне плевать было, кто он! Так прошла моя первая встреча со звездой. А вторая встреча состоялась в прошлом году в Канне, мы ездили туда с «Цирюльником». И мы остановились в «Карлтоне». На одном этаже с нами жили Джереми Айронс и Клаудиа Шиффер. Шел я однажды к лифту и вижу, что по коридору идут девушка и два каких-то мужика. По мере приближения я понял, что это Шиффер. Мы поравнялись, и — ты не поверишь! - моя рука... В общем, я погладил ее по заднице. Она обернулась с ТАКИМИ глазами! Сразу подбежали охранники, я поднял руки вверх: «Sorry, sorry, it's o'key». Улыбнулся. Сказал: «Простите, так получилось». Это была моя вторая встреча со звездой... Знаешь, шла бы не Шиффер, а какая-нибудь Дуся Дусина, но очень красивая, я поступил бы так же. Нормальная мужская реакция.
– Слушай, а ты честолюбивый?
– Черт его знает. Не совсем понимаю смысл этого слова. Всегда стремиться к большему? Но слесарю – слесарево, а кесарю – кесарево. Для одного ступенькой наверх является ПТУ. Для меня важно было закончить театральный институт. А кому-то важно поступить в Гарвард. Мне рассказали историю. Один дедок до шестидесяти лет даже азбуки не знал. Жил где-то в деревне, а в шестьдесят пять начал учиться и выучил семь языков. Он честолюбив? Не знаю.
– Один режиссер мне сказал, что молодому актеру, для того чтобы сейчас чего-то добиться, нужно быть наглым.
– Да, надо быть наглым. Не зря говорят: «Наглость – второе счастье».
– Ты дрался когда-нибудь за роль?
– «Драться» – такое слово, означающее, что ты делаешь кому-то плохо, а себе – хорошо. Я боролся. Так было со «Свадьбой» и «Цирюльником». У Михалкова все были на равных условиях. Каждый из нас старался и маршировать лучше, и фехтовать... А что касается «Свадьбы», сначала меня пробовали на Гаркушу, эту роль потом Андрей Панин сыграл. Потом я перечитал сценарий, и мне так понравилась роль Мишки! Я пошел к Лунгину и попросил его попробовать меня на главную роль. Павел Семенович скептически отнесся к моему желанию. Но пробы начались. Мы с Машей Мироновой переиграли почти все сцены фильма. Вообще, на Мишку много ребят пробовалось. И когда Лунгин спросил Машу: «Кто из Мишек тебе больше всего нравится?» – она ответила: «Марат». И меня утвердили.
– А унижаться из-за роли приходилось? Ждать режиссера у кабинета часами, звонить...
– Нет, никогда этого не делал.
– Даже если очень захочешь роль получить, не будешь ждать, интриговать?
– Нет. После института, когда уже снялся у Михалкова, я встретил мастера. Он пригласил меня работать в Малый театр. Назначил встречу. Я приехал, секретарь попросила подождать. Я прождал часа два и уехал. Так же было с Театром имени Моссовета. Меня взяли в театр, я пришел к художественному руководителю. Прождал у кабинета пять часов, развернулся и ушел. Нет, я не буду ждать.
– Ты так уверен в себе... Кто знает, как жизнь сложится. По молодости у всех амбиции.
– Может быть. И слава богу, что у меня такие амбиции. Пока я от этого не страдаю.
– Сейчас многие актеры состоят в актерских агентствах. Это помогает в карьере?
– Не знаю, я не состою ни в одном. У нас они – жалкое подобие настоящих западных агентств. В Канне было предложение от французского агентства, я и то отказался. Зачем? Вряд ли там будет работа. Для этого язык нужно хорошо знать. А играть русских эмигрантов… Кому они интересны на Западе?
– Слушай, а как ты роли получаешь? В агентствах не состоишь, за режиссерами не бегаешь. Сидишь дома и ждешь звонка?
– Ну да. А как? Я просто работаю, и все.
– А если бы не роль у Михалкова, как думаешь, в твоей карьере все по-другому бы сложилось?
– Наверное. Дай бог Никите Сергеевичу здоровья. Спасибо ему огромное.
– Ты вхож в семью Михалкова? Дружишь с его детьми?
– Да. Мы в нормальных отношениях и с Темкой, и с Анной, и с Надькой. Все классно, здорово.
– А говорят, они общаются только с избранными...
– Я бы так не сказал.
– Помнишь свой первый съемочный день?
– Всю жизнь буду помнить. Я говорю сейчас не об эпизодической роли в «Утомленных солнцем», а о первой серьезной роли в «Сибирском цирюльнике». Это был день, когда снимали сцену «После бала». Мы едем на санях, и я рассказываю историю про родинку. Было дублей пятнадцать, наверное. Другой режиссер уже плюнул бы на меня и заменил актера. Жуткая зажатость была. Я знал прекрасно текст, а когда «садился в кадр», не мог вымолвить ни слова. Михалков после каждого дубля подходил, что-то мне объяснял, рассказывал смешные истории, старался вывести меня из состояния комы. Говорил: «Хорошо, еще дубль!» Это был ужас.
– Я видела фильм о том, как снимался «Сибирский цирюльник». Там была сцена, где вы ходили на дискотеку в Костроме. В то, что вы были трезвыми, верится с трудом. А говорили, что у вас была очень строгая дисциплина, когда вас обучали в Костромском военном училище...
– Мы были трезвыми, клянусь. Пришли на эту дискотеку – двадцать парней в юнкерской форме, в сапогах. Мы так стосковались по дому, по свободе, по Москве, по девушкам. И это был просто отрыв! Такие танцы костромчане видели, наверное, только в клипах MTV. Мы так танцевали!
– И что, режим вы в казармах не нарушали, за два месяца ни грамма водки?
– Выпивали, конечно. Тайком, после команды «Отбой!». Под подушками у нас лежали грелки с водкой. В город нас не выпускали, но мы давали деньги курсантам, уходившим в увольнительную. Они приносили водку, мы переливали ее в грелки и пили. Офицеры догадывались, что мы пьем. Но никто не попадался. А Меньшиков с дядей Вовой Ильиным жили в отдельной комнатушке. Потом Олег выгнал Ильина, потому что он сильно храпел. И после отбоя мы, как тараканы, сбегались в эту комнатушку. На вопрос дежурного офицера «Вы куда?» мы отвечали: «Репетировать. Никита Сергеевич просил некоторые сцены посмотреть». И сидели порой до пяти утра. Слушали классическую музыку, читали сценарий, выпивали, общались.
– Представляю, как вы веселились, когда жили всей съемочной группой в Президент-отеле.
– Нас гримеры называли «дети китайских пчеловодов». Мы приезжали опухшие, помятые... Гримеры делали чудеса. К ним мы пролетали пулей, чтобы режиссер не видел наше «утро в китайской деревне».
– Что мама сказала, когда увидела тебя на экране?
– Не помню. Что может сказать мать, увидев свое чадо в кино? Вообще, мама не лезет в мою работу.
– А кто у тебя родители?
– Папа умер, мама на пенсии. Мама почти всю жизнь проработала поваром. Папа был сантехником.
– Помнишь, на что ты потратил свой первый гонорар?
– Я получил его за съемки в рекламе. Помню, у меня была сумка через плечо, и там лежало очень много денег. Я шел и не знал, как их потратить. Знаешь, идти по Москве, когда тебе всего двадцать лет и не тратить - сложно. Я заходил во все магазины, попадавшиеся на пути, и покупал подарки - родителям, друзьям, однокурсникам. Когда не смог нести сумки, взял такси. Вся машина была забита пакетами. Вечером, когда заглянул в сумочку, денег там уже было гораздо меньше.
– Марат, а на актерские заработки реально прокормить семью?
– По-моему, нет. Конечно, в каждом правиле бывают исключения. Меня удивляет такая вещь – когда заходит речь о деньгах, все начинают плакаться. Но зачем с одним рублем снимать кино? Вот если у тебя всего рубль, ты пойдешь в Смоленский пассаж кофточку покупать? Нет! Хотя если роль хорошая, я готов сниматься бесплатно.
– Для тебя деньги что-нибудь значат?
– Помню, когда я был студентом, то вечно в кармане не было ни копейки. Это такой класс! Я тебе признаюсь честно: сейчас у меня пятьдесят рублей в кармане. Иногда мотаюсь целыми днями по Москве, и у меня в кошельке всего десятка. Порой не хватает на пачку сигарет. Но я не чувствую зависимости от денег. Люди удивляются, говорят: «Как ты ездишь за триста километров от Москвы без денег? Мало ли что может случиться». Да бог его знает, как! Вот езжу.
– А что будет, когда семьей обзаведешься?
– Ой, кошмар, не знаю. Может, палаточку открыть на рынке? Ха-ха. Продавать костюмы актера Марата Башарова или автографы Михалкова. Приезжать к нему каждый день: «Никита Сергеевич, распишитесь на этой кофточке». Неплохой бизнес. Шучу. Если срочно понадобятся деньги, я их найду.
– А ты однолюб или бабник?
– Ой, я бабник. Я же мусульманин, у нас многоженство принято. Ха-ха.. Конечно, много жен не надо, но помечтать-то можно!
– Марат, а как тебя друзья называют?
– Мара, Марик, Марчелло, Маруся. В школе у меня было прозвище Юс. Сам не знаю, почему так звали.
– Когда нет ролей, ты легко переносишь состояние вынужденной паузы?
– Знаешь, Наташка, у меня классные друзья. Они не актеры, мы вместе в школе учились. Они ни черта не понимают ни в театре, ни в кино. Даже не были на моем спектакле и «Сибирский цирюльник» до конца так и не посмотрели. Сказали: «Нормально, молодца-молодца! А чем фильм-то закончился?» Я их очень люблю. Еще дружу с ребятами, с которыми вместе играем в «Горе от ума». Но сейчас у меня с работой все в порядке. Снимаюсь у Аллы Суриковой в телефильме «Идеальная пара» и у Александра Митты в сериале «Я тебя люблю».
– А Меньшиков в жизни такой же замкнутый?
– Это заводнейший человек. Если ему позвонить сейчас и сказать: «Олег, встречаемся через полчаса там-то и там-то", – он приедет и еще ораву друзей привезет. И мы будем гулять два-три дня. Съездим куда-нибудь искупаться или рванем в Питер. Еще мы всем театральным товариществом (театральное товарищество «814». – Н. М.) два раза в неделю играем в футбол. Меньшиков – защитник. Здорово играет. Только он все время нам говорит, что мы жестокие. На поле, знаешь, иногда какой матерок бывает?
– А ты такой же заводной?
– Да. Говорят, что когда меня нет, на площадке скучно. Недавно на съемках у Суриковой был такой момент. Я играю роль авантюриста, который разводит людей на деньги. И мы в Подмосковье снимали сцену, где я приезжаю в гостиницу и представляюсь корреспондентом НТВ. И мы с ребятами в футболках и кепках, на которых было написано "НТВ", зашли в первую попавшуюся гостиницу: «Добрый день. Мы – НТВ. Вам должны были позвонить из Москвы. У нас четыре номера заказано. Миша, ты пока свет ставь». Администратор в шоке, ей никто не звонил. Она долго рылась в списках, нашла номер на фамилии Иванова и Сидорова. Я говорю: «Правильно, это мы. И еще два номера для Киселева и Гусинского». 0на начала куда-то звонить. Дала нам ключи от двух номеров. Мы потом, конечно, признались, что пошутили. А про то, как мы переоделись женщинами, я не рассказывал?
– Нет.
– Нет? Как-то вечером, после съемок «Цирюльника», мы поехали из Президент-отеля ко мне домой. Со мной были Никитка Татаренков и наш переводчик Сашка. И что-то нам скучно стало. И я предложил переодеться в женские платья и поехать кататься по Москве. Полезли к маме в шкаф, нашли там какие-то старые платья в цветочек. Макияж сделали. Сели в мою машину и поехали. Круче всех был Сашка. Он надел платье с вырезом – волосатая грудь, огромный крест. Мы его прозвали Мамаша Кураж. Нам захотелось, чтобы нас остановил гаишник, и я стал нарушать правила. Останавливают. Выхожу. Милиционер начинает представляться и тут поднимает глаза. Немая сцена. Потом он спросил: «Ты мужик или баба? Мужик? Педик, что ли?» Я отвечаю: «Актер». Он начал смеяться, а я мерзну, на улице зима, мороз, а он еще товарища позвал: «Сень, тебе девчонки не нужны?» Тот подошел, посмотрел, лицо у него вытянулось. «Езжайте, – говорит, – ребята, нам еще дежурить». Мы в таком виде в гостиницу приехали, нас Михалков с Лебешевым увидели. Долго смеялись.
– И с таким характером ты можешь лежать на диване и ждать ролей?
– А что я должен делать?
– Получается, под лежачий камень вода все же течет?
– Получается так.