– Кирилл, в вашей жизни много счастливых случайностей — приглашение в Мастерскую Петра Фоменко, работа с Данелией в «Орле и решке», знакомство с Бодровым. Вы их как-то себе объясняете?

– Я не знаю, удача это или не удача. Просто так складывается жизнь, что встречаешь интересных людей. Тут мне действительно повезло, у меня прекрасные друзья, замечательные отношения в театре. И помимо этого — прекрасные учителя. Как к этому относиться? Опять же, не знаю. В этом нет ничего прагматичного. Я работаю — и все. Нам повезло, что в театре у нас работа живая, а не производство. Нас мало, так что дело есть у всех. И работа редкая, которой стоит дорожить. А кино это как увлечение.

– Вы единственный в Мастерской Фоменко, кто учился не у самого Петра Наумовича. Об этом говорят постоянно. Вас это задевает?

– Честно говоря, мне все равно. Просто так сложилось.

– Сложно работать с таким мастером?

– Нам очень повезло, что мы работаем с ним. Сложностей, конечно, хватает, но много и хорошего, ведь в театре бывает по-разному. Главное, у нас есть возможность учиться, что бывает крайне редко. А у Петра Наумовича можно учиться всегда, даже если не участвуешь в работе. Работа с ним — это свершившийся факт, он принимается a priori и никаких других слов не надо.

– Вы загадываете вперед? О чем мечтали, когда поступали в Щукинское училище?

– Для начала я не верил, что поступлю, потому что по оценкам не проходил по конкурсу. Но мастер курса Владимир Иванов хотел, чтобы я учился. А на будущее я не загадывал никогда. Я и сейчас не знаю, что будет завтра. И, по-моему, это самое прекрасное. Счастье, когда работа есть. Хуже, когда ее нет, но это тоже не страшно. Можно работать, можно учиться дальше. Жизнь на этом не заканчивается.

– Тогда почему вы вообще пошли в театральное училище?

– Я занимался в театральной студии. Поступать сначала должен был в другой институт, ходил к репетиторам. Но из этого ничего не получилось. Не у меня не получилось, я просто не захотел туда поступать. Мне не нравилась математика. Сейчас я жалею, что не знаю каких-то точных технических наук. Я бы сейчас пошел учиться, но очень много времени занимает театр.

– Вы заканчивали музыкальную школу?

– Да, играю немного на пианино.

– Родительская забота?

– Они внимательно следили за моим воспитанием, хотели, чтобы я много чем занимался. Но я был очень ленивый, мало что делал из того, что мог бы.

– Судя по всему, обучение в музыкальной школе не отбило у вас любовь к музыке — вы и сейчас играете, сочиняете…

– Да, музыку я люблю. В свое время сильно увлекался джазом, занимался в театральной студии с джазовым уклоном.

– А спортом занимаетесь?

– Занимался когда-то, был кандидатом в мастера спорта по фехтованию. И сейчас хотелось бы чем-нибудь заниматься — не получается.

– Как вы относитесь к актерским приметам, к мистике? Есть роли, пьесы, которые считаются «проклятыми», такие как «Макбет», «Мастер и Маргарита». Вы бы согласились играть в спектаклях по ним?

– Если бы я понял, что смогу сыграть предложенную роль, тогда почему бы и нет? Бывают разные причины, почему соглашаешься или отказываешься играть ту или иную роль. Если это кино, то оно должно быть интересным для меня.

– Значит, в «мыльной опере» сниматься не будете?

– Я снимался в сериалах у Кирилла Серебренникова. «Доктор Живаго» был сериалом. Стараюсь, пока есть возможность, не повторяться. Ну, и получать удовольствие от того, что делаю.

– Вы как-то сказали, что вам спешить некуда, времени впереди еще много, успеете насниматься в кино…

– Дело не во времени. А в том, что в жизни происходит. Я пять лет не снимался, зато было много работы в театре. И эти пять лет были для меня очень важны. Поэтому я привык воспринимать то, что есть, а не то, что будет. И на сегодня это для меня главное.

– Вы производите впечатление человека закрытого. Не очень распространяетесь о себе, все больше о работе…

– А зачем? Я актер, я работаю. Если людям это интересно, пожалуйста, спрашивайте. По человеку все видно. Зачем задавать вопросы о том, что я ем и кого люблю. Это абсурд! Многое зависит от отношения к самому себе. Я не закрыт, просто считаю, что обсуждать частную сторону жизни не стоит. Сама жизнь такая большая и разнообразная, о ней можно говорить бесконечно. Она гораздо интересней, чем мелкие подробности, которые мало чем отличаются от жизни всех остальных людей.

– Но зрители часто думают, что у известных людей жизнь какая-то необыкновенная…

– Я удивляюсь, когда меня начинают причислять к чему-то исключительному. Хотя, может, какие-то различия и есть. Мои друзья, родные никакого отношения к театру не имеют, и я с ними нормально общаюсь. Наши отношения не сильно поменялись за то время, что я учился, стал работать. То есть, нет на самом деле никакой разницы между мной и ними. Быть “необыкновенным” — это часть моей профессии, которая мне не очень близка.

– Однажды вы сказали, что вам нравятся сказки. Было такое?

– Да, нравятся. Они многим нравятся.

– Но многие в них разочаровываются.

– Я не понимаю подобного разочарования. Разочароваться можно, если ты обижен на что-то или кого-то. Когда есть ощущение, что ты достоин большего, чем то, что у тебя есть. Тогда человек начинает противопоставлять себя миру. Со мной тоже так бывает. Но опять же это не главное. Мне интересно жить, вокруг много прекрасного. За это я и сказки люблю. Это реальность, но другая. И это интересно.

– Какие еще увлечения у вас есть?

– У меня есть совсем дурацкое увлечение, оставшееся еще с детства, я люблю игровые автоматы, машинки, ралли.

– Если все против вас — на работе не получается, с друзьями поссорились. Как вы выходите из такого состояния?

– Не может быть, чтобы все было плохо. Если проблемы на работе, то остается еще жизнь, тяжело в одном деле, легко в другом. Огорчаться поводов не бывает. Можно рефлексировать, я часто занимаюсь самокопанием, это, конечно, мешает. Нельзя сказать — все плохо, это абсурд. Достаточно выйти на улицу, чтобы понять, что это не так.

– Когда вы начинаете сниматься в каком-то проекте, вы надеетесь, что эта роль выведет вас в разряд звезд первой величины?

– Я не думаю об этом. Подобные мысли мешают работе. Пожинать плоды, почивать на лаврах — это не то же самое, что делать интересную роль для людей. Я знаю артистов, которые относятся к славе болезненно. Необходимость постоянного яркого результата сжигает человека. И если в какой-то момент этого не происходит, человек начинает погибать. Но конкретно к работе это не имеет никакого отношения.

– Доля тщеславия в вашей работе все же есть…

– Доля есть. Главное, чтобы она не становилась слишком большой.

– Вы уверенный в себе человек?

– И да, и нет. Неуверенность мешает. Из-за этого появляется излишняя старательность.

– Из сложных психологических ролей вы легко выходите или вам нужно какое-то время, день, неделя, чтобы прийти в себя?

– Мне нужно не психологическое, а физическое восстановление — за время съемок сильно устаешь. Психологически сильных перегрузок у меня не было. Если в работу уходить с головой, то начинаешь неадекватно относиться и к жизни.

– Вы согласились играть в фильме Бодрова «Сестры» только когда вспомнили, что и другие хорошие актеры играли бандитов. Значит, у вас есть авторитеты среди актеров кино?

– Авторитетов нет, просто есть актеры, за которыми интересно наблюдать, смотреть, как они работают.

– Вы дотошный человек? Например, для точного изображения психа или бомжа пойдете наблюдать своих персонажей в психушку или в переход?

– Нет. Роль строится на психологии, а не на наблюдении. Скорее я буду фантазировать, чем копировать кого-то. Тут не надо наблюдать, просто быть чуть внимательней — и все.

– В своих воспоминаниях вы часто возвращаетесь в прошлое?

– Вспоминаю что-то. Поездки, ранние гастроли, море. Помню, в 14 лет у меня была экзотическая поездка. Меня отобрали на огромный тур, поездку по Никарагуа, Коста-Рике и Калифорнии. Это был мой первый опыт, когда я куда-то поехал без родителей. Там было много ребят из Америки, Канады, Австралии. Больше всего мне запомнилось, как мы на автобусе переезжали из Коста-Рики в Никарагуа. В какой-то момент мы пересекали самое узкое место между двумя Америками, выбрались на хребет, где было видно сразу два океана — с одной стороны Тихий, а с другой Атлантический. Это было самое сильное впечатление, когда понимаешь, какое перед тобой огромное пространство. Я вообще путешествовать люблю. Хочется съездить в Африку, на Восток.

– Нет ли у вас желания заняться экстремальными видами спорта? Это сейчас так модно…

– У меня к ним нет никакой тяги. Друзья занимаются чем-то, потом рассказывают, мне этого хватает. Мне кажется, что в моей работе достаточно острых ощущений.