Эта девушка не экстрасенс, хотя после фильма «Ведьма» вся страна боится ее зеленых глаз. Вы еще не видели ее в роли бесчувственной красавицы, разбившей сердце сказочника Андерсена?
Вы встречались в торговом центре в Барвихе – я приехал раньше фотографов. Когда Крюкова вышла из своего «крайслера», мне самому захотелось взять в руки фотоаппарат – правильные, немного холодные черты ее лица способны украсить любую картинку. Красавица держалась отстраненно, лишь иногда реагируя нейтральной, стопроцентно актерской улыбкой. Она явно куда-то спешила. Визажисты как назло попали в пробку на Рублевском шоссе. Знаменитость должна была ждать, и это ее заметно нервировало. Я глубоко вздохнул и принял удар на себя.
MARIE CLAIRE: У вас пошла череда инфернальных ролей – то Панночка-дочь шерифа, то неразделенная любовь гения со странностями. Ведьма, хоть в прямом, хоть в переносном смысле, – это ведь опасная роль?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: А у меня нет предрассудков, я думаю, что неправильно списывать свои неудачи на чей-то сглаз. Меня все пугали, когда я собиралась на съемки «Ведьмы». Страшное, говорили, дело. Типа «А вот, помнишь, у других актрис как было?». Так напугали, что я в итоге поехала к священнику. Батюшка меня выслушал и сказал: «Женя, что же ты так волнуешься? Гоголь – вполне православный писатель. Он писал о вере. Работай спокойно и не думай ни о чем. Просто знай, что ты хочешь сказать этим, и все». Я вообще не суеверная. В гробу лежала, и не раз – впервые попробовала в «Петербургских тайнах». И ничего плохого в моей жизни не случилось, хотя все мне говорили, что этого делать ни в коем случае нельзя. Если черная кошка перебежит дорогу или три шестерки увижу – могу прочитать про себя «Отче наш». Даже плевать через левое плечо не буду.
MARIE CLAIRE: С чертовщиной в жизни часто встречались?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Случалось, но не скажу, чтобы часто. Я стараюсь такие вещи себе как-то объяснять, хотя это может быть элементарное совпадение. Ведь только в силу определенных обстоятельств мы придумываем, что это нечто сверхъестественное. Хотя бог его знает. Вот у нас на съемках «Ведьмы» была история. Мы снимали в Нарве, в старом храме – полуразрушенном таком, дырявом. Там пытались сделать концертный зал, но бросили – и вот он стоит ненужный, огромный, с большим куполом. До нас там никого не было. Его залепили пленкой и пушки привезли, чтобы хоть как-то обогревать. И вот, откуда ни возьмись, появился рыжий кот – пришел и прожил с нами десять дней. Никуда не уходил, спал в храме, встречал нас там утром, сидел у всех по очереди на коленях. Я ложилась в гроб, кот прыгал за мной и устраивался на груди. Его оттуда постоянно вынимали, а он назад рвался. Такое впечатление складывалось, будто он оберегает это место – как ангел-хранитель. Мы говорили только про этого кота – в его присутствии был какой-то знак.
MARIE CLAIRE: С кошками много всяких примет связано…
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Да, но при этом кошка – существо, которое пускают в храм, в отличие, например, от собаки. Я к собакам лучше отношусь, но в кошках больше независимости, им все равно, что о них думает хозяин. А независимость притягивает.
MARIE CLAIRE: Вы гадаете?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: На кофе. Развлекаюсь просто, хотя довольно часто сбывается. Просто так ведь ничего не бывает. Что-то все-таки присутствует, если даже в чашке кофе возможно увидеть ситуацию, которая сбудется вплоть до времени и даты. На картах, если собирались спросить, я не гадаю – я им не верю.
MARIE CLAIRE: А в совпадения верите?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Верю. Столько раз было в жизни, когда идешь прямо, потом видишь что-то справа, поворачиваешь голову – и твоя жизнь меняется кардинально. В одну секунду все начинает идти наоборот. Мистика, но правда.
MARIE CLAIRE: Раз у вас такие способности, вы наверняка не оптимистка...
Снималась у Сергея Соловьева в фильме «О любви». Играла у Эльдара Рязанова в «Ключе от спальни», а в середине зимы в кино выходит их новый фильм «Андерсен. Жизнь без любви», где Крюкова играет роль оперной дивы Дженни Линд, в которую писатель был безнадежно влюблен.
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Почему же нет? Я вообще считаю, что депрессия – всего лишь модное слово. Она происходит исключительно от безделья. А мне всегда есть чем заняться. Это мне очень помогает смотреть на жизнь с оптимизмом. У меня всегда все спланировано, хочется все успеть, хочется, чтобы это получилось хорошо, хочется потом успеть еще что-то. При этом есть дочка, которой тоже нужно уделять внимание. При этом есть дом. При доме есть ремонт. А недавно мне предложили побыть дизайнером и сделать люстру. И я поехала на завод и паяла эту люстру – было безумно интересно. Я теперь решила купить себе сварочный аппарат, потому что понравилось. Какие там депрессии? Только с оптимизмом вперед!
MARIE CLAIRE: Ремонт – такая штука, много сил забирает...
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: О да, это бесконечный процесс, уже лет десять длится! То в одной квартире, то в другой, то на даче, то перестройки какие-то. Я в таких вещах активное участие принимаю, потому что это мой дом и я хочу основное в нем сама делать. Я в этом кое-что понимаю – когда-то училась в архитектурном институте. На даче у меня процесс совсем творческий – домик для дочки строим, лестницу из березовых корней сооружаем. Я приезжаю на дачу, а рабочие мне рапортуют радостно: «Нашли очень кривую березу!» Я перед ними задачу такую поставила.
MARIE CLAIRE: А в квартире – хай-тек?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Ненавижу хай-тек! Он нужен, только если человек хочет сам себя привести в нервное состояние. А мне нужно, чтоб было спокойно, уютно... Мне нравится французский стиль, белые и коричневые тона, дома, в которых можно жить, в которых книги на полу лежат и журналы валяются... Если шторы, то мягкие, уставшие, постиранные. Если диван, то такой, на который хотелось бы сесть. Чтобы в него немножко проваливаться и утопать в подушках.
MARIE CLAIRE: Что вам нужно для счастья?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Я очень домашний человек. Мне хочется, чтобы семья была большой – много детей, внуки. И все собирались за обедом, ну хотя бы по воскресеньям. Это я абстрактно так говорю, в наше время это уже практически невозможно.
MARIE CLAIRE: Вы могли бы не работать?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Нет, нет, нет! Но нужен баланс хоть какой-нибудь – чтобы без перебора, чтобы одно не отнимало время у другого и приносило радость. Пока у меня получается.
MARIE CLAIRE: Сейчас вы, наверное, скажете, что неправильно полностью зависеть от мужчины?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Почему же, это нормально. Думаю, женщина по определению от него зависима – ну, вы понимаете, по образу и подобию... Просто у нас время сложное. Женщина в наше время должна иметь что-то свое, заниматься осмысленным делом. С домохозяйкой в халате в какой-то момент станет неинтересно разговаривать. Так же как и домохозяин, который круглосуточно забивает гвозди, рано или поздно начнет раздражать. Всегда нужно оставлять что-то для себя.
MARIE CLAIRE: У вас есть личная территория, куда вы не пускаете даже близких людей?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Не пустить сложно. Близкий человек сам может понять, что тебя нужно оставить одну. У любого человека должна быть своя территория, где он может уединиться – для восстановления потраченной энергии. Иначе очень тяжело. Даже ребенку нужна своя детская, в которую он может войти и закрыть дверь, чтобы побыть в своем собственном мире.
MARIE CLAIRE: А вы что делаете в своем мире?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Все шутят, что мой кабинет – это ванная. Я могу закрыться на три часа, четыре... У меня там книжки и журналы. В ванне я могу лежать круглосуточно – это меня восстанавливает. Я в ней разговариваю по телефону, пью чай. Понимаете, в доме очень сложно уединиться – разве что ночью, когда все спят. Я, видите ли, сова жуткая, у меня по ночам работоспособность проявляется. Поэтому я всех укладываю, и тут уж понеслась душа в рай, до пяти утра могу бродить.
MARIE CLAIRE: Драматическая актриса – это просто амплуа такое или у этих слов есть буквальный смысл?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Психологическая роль – лучшая из всех возможных, просто потому, что интересно людям про людей рассказывать. И если берешься сыграть ведьму, понимаешь, что в течение некоторого времени этот материал уже никто не возьмет. Получается, ты берешь за эту ведьму на себя вроде как ответственность.
MARIE CLAIRE: Вам где интереснее – в кино или в театре?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: В театре, конечно.
MARIE CLAIRE: Все актеры так говорят...
Она начинала в 1991 году с роли царевны Татьяны в «Цареубийце» Карена Шахназарова.
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Потому что театр – процесс. А кино – просто результат. В театре можно порвать душу на части, пострадать в свое удовольствие. Это подсаживает. Выходишь на сцену и чувствуешь, насколько внимательно тебя слушают.
MARIE CLAIRE: Легко поверить, что по крайней мере мужчины ловят каждое ваше слово, и не только со сцены. А подруги у вас есть?
ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА: Есть, конечно. Одна приятельница, еще школьная, меня «глазила» все время. Она мне говорила: «Ах, какие у тебя отличные волосы!» И волосы начинали тут же лезть. Или, например: «Как ты похудела!» И я сразу начинала поправляться. Причем она ничего плохого в виду не имела – просто такой человек. Я уже ее прошу: «Только молчи! Не надо ничего говорить, ну пожалуйста...» Бывает и такое, хотя я в это не верю.