- Вы хотели бы сыграть в боевике вроде «Миссия невыполнима»?

- Сейчас я приступаю к работе над картиной, которая претендует на похожую историю, называется «СМЕРШ ХХI». Претензия велика, но все-таки у нас с американцами менталитет разный, русским больше важна душа, а не спецэффекты. Но поиграть в это интересно, я с таким еще не сталкивался.

- А не хотели бы попробовать счастья в Голливуде?

- Попасть туда, было бы здорово, потому что популярность и деньги совершенно другие, но из-за того, что он так далеко – нет. Нужно развивать наше кино. К счастью, оно налаживается.

- Влияет ли актерская профессия на семейную жизнь?

- Конечно влияет, но не потому, что все артисты такие ненадежные. Просто, чем сильнее ты полюбишь партнера в момент работы, тем вероятнее это будет иметь хороший результат, поэтому профессия подразумевает частые расставания. Сложно, выходя со съемочной площадки, возвращаться в свое обычное состояние, понимать, что ты этого человека совершенно не любишь, а любишь другого. Если посмотреть на голливудских звезд, у них после каждой работы свадьба. Я не умею, например, технически плакать, мне для этого нужно испытать то чувство, которое вызывает слезы. Эмоции-то актер испытывает по-настоящему, сложно их выключить с командой «Стоп!».

- У Вас кто-нибудь в роду имел отношение к искусству?

- Мама отца закончила Гнесинку, была певицей. Как рассказывали родители, у нее был замечательный голос, но она не была звездой. По отцовской линии мой отец – военный, его отец был военный, дедушка отца тоже был военный. По маминой линии мама родилась в семье железнодорожников. Поэтому для родителей было абсолютной неожиданностью мой выбор актерской профессии.

- Получается, Вы в семье один человек искусства?

- У меня замечательная сестра, красивая, талантливейший человек - дизайнер, модельер, художник, может из разбитого горшка сделать картину. Отец у меня режет по дереву, пишет маслом и акварелью, выжигает, занимался экслибрисом, даже стихи писал. Он всесторонне развит, к чему нас с детства и приучали – мы рисовали, резали, лепили, в семье это очень приветствовалось.

- Это правда, что вы родились в Германии?

- Отец был военный, его часть находилась в городе Потсдам, там я и родился. Недавно выяснилось, сослуживец отца, у которого родилась девочка, хотел пацана и предлагал поменяться с доплатой в ящик коньяка. Чейндж показался, наверное, неудачным, поэтому, слава богу, все осталось на своих местах, как должно было быть.

- Неужели отец не хотел видеть Вас военным?

- Когда мне было совсем немного лет, думали отдать в Суворовское училище, но, к сожалению, в девяностые годы произошел развал, армию стали поливать грязью и даже у моего отца это желание прошло.

- Не планируете заняться чем-то еще помимо актерской профессии?

- Есть желание заниматься бизнесом, зарабатывать деньги. Пойти в режиссуру, сформулировать свои взгляды, мысли. Мы живем сейчас в очень интересное, но страшное время, когда остаться человеком сложно. Сейчас все круглосуточно только тусуются, и с обилием развлечений не остается времени на что-то важное.

- Как же при таком обилии информации остаться самим собой?

- Нужно слушать себя, изучать историю, в которой все написано – что было и что будет. Спорить, искать, совершенствоваться. Наверное, в этом и есть смысл жизни.

- Вы недавно сломали ногу. У Вас хулиганский характер?

- Нет, я дипломат, для меня выигранный бой – это несостоявшийся бой. У меня по гороскопу последний день Льва, переходящий в Деву, поэтому меня иногда разрывает на части. Но я очень спокойный, меня сложно вывести из равновесия.

- В детстве родителей, наверное, часто вызывали в школу?

- Мама работала учителем английского языка в школе, поэтому ей все высказывали на месте.

- Чем Вы увлекались в детстве, какие фильмы любили?

- «В бой идут одни старики», «Гостья из будущего», «Неуловимые мстители», но никаких кумиров не было, плакаты не висели.

- Даже музыкальные?

- Безусловно, Виктор Цой – это человек определенной эпохи, герой того времени, все мы слушали его. А вот «Ласковый май» прошел мимо, несмотря на то, что было повальное увлечение им.

- Чем школьник Игорь Петренко отличался от сегодняшнего Игоря Петренко?

- Игорь школьник – это солнечный мальчик, улыбка не сходила с его лица, ничто особо не заботило. Сейчас, наверное, добавилось какой-то рассудительности, прибавилось цинизма, ирония к происходящему, к самому себе, целеустремленность, мысли о завтрашнем дне.

- Кем Вам в жизни приходилось работать?

- Да кем только не работал. А «бомбить» на машине приходится иногда и сейчас.

- Узнают?

- Иногда. А что делать, когда денег нет? У меня есть машина, полбака бензина, но нет ни копейки денег, перерывы в работе иногда бывают по полгода.

- Можете и на метро проехаться?

- Бывает такое. Хотя я не люблю метро, там много людей, которые на меня смотрят, пытаются вспомнить, где видели, возникает чувство дискомфорта. Но иногда быстрее проехать на метро. Возвращаясь к работам, свой медовый месяц мы с Ириной Леоновой отрабатывали официантами в ресторане. До поступления в вуз я работал на предприятии при Министерстве ядерной промышленности, печатал какие-то бланки, договора. Еще работал в ангаре, где проводили испытания систем безопасности, мы пытались обмануть коридор, который просвечивает на металл, иногда даже получалось. Меня туда устроила мама, чтоб дурака не валял.

- Вас с сестрой обоих назвали на букву «и» – она Ирина, Вы – Игорь. Почему?

- О, интересно, я спрошу, не знаю. Лет до пяти я вообще думал, что меня зовут Тихон. Меня называли Тихон Петрович, потому что я никогда не плакал, меня не было ни слышно, ни видно. Я был очень толстый, голова перетекала в плечи, первое слово было «суп». Главное - вовремя накормить супом, и больше меня ничего не парило в этой жизни. Наверное, эта черта во мне есть и сейчас, меня пробить очень сложно, никогда не подам вида. Я внутри себя много чего понимаю, и, наверное, из меня получился бы хороший адвокат, я могу оправдать все, что угодно, всему нахожу мотивацию.

- Как Вы себе оправдали Печорина?

- Печорин был изначально светлый, позитивный романтик, идеалист. Он надеялся, что мир таков, как он себе представлял, а мир оказался немножко другим, его это разозлило и он начал играть с людьми, играл на страстях, комплексах и слабостях. Есть какая-то природа, которая нас с Печориным объединяет, и у меня был яркий тому пример. Когда я приехал в Москву во время съемок «Героя нашего времени», поймал машину, и когда мы подъезжали к месту за триста метров, я сказал: «Остановите, я зайду в магазин», водитель начал нервничать, что я могу его обмануть, я решил сыграть: достал всю сумму, о которой мы договорились, предоставил ему выбор. Когда я вышел, машины, конечно же, не было, и мне стало жаль этого человека. Из таких поступков складывается личность. Мне не сложно было пройти эти триста метров, но он глупец, выиграл пятьдесят рублей, на которые меня не провез, потеряет же намного больше. Думаю, Печорин именно так играл с людьми. В результате, он ставил на карту жизнь, не только чужую, но и свою.

- Печорин был фаталист, а Вы?

- Я тоже фаталист. То, что неминуемо – придет.

- …И периодически участвуете в опасных, экстремальных играх.

- Какая же это игра, когда ты ныряешь в океанический водоворот с нулевой видимостью, и оказываешься на тридцати метрах глубины в месте, которое местные жители называют «стиральной машиной»! Там плавают хищники. А я еще волновался, что гидрокостюм надел задом наперед. Тем не менее, дайвинг – это прекрасно, если ты с уважением относишься ко всему, что тебя окружает, с тобой ничего не произойдет.

- Были ли на телеиграх какие-то необычные, смешные случаи?

- На «Форте Боярд» запомнились изумленные лица людей, когда в игре в наперстки я три раза подряд угадал ключик от замка. Они же не знают, что эта игра у нас практически национальная! А вот в «Больших гонках» у нас в команде было несколько травм, переломов. В первой игре надо было надевать кольца на рога бегущего быка. Начало игры остановили из-за того, что мы стали хватать быка и надевать кольца, поскольку поняли, что это возможно только так.

- Как при такой популярности Вам удалось избежать звездной болезни?

- Наверное, для кого-то она в чем-то проявляется и сейчас. Мне жалко многих «фабрикантов»: путь становления звезды настолько быстрый, они еще ничего не сделали, а их уже носят на руках. Мне повезло, у меня не было резкого взлета. Фантастика, когда с тобой вдруг могут заговорить посторонние люди. Вот, например, иду я с тростью. Меня спрашивают, почему с ней, что случилось и желают выздоровления. Главное – сохранить трезвость, иронию к самому себе.

- А все-таки были ли в жизни моменты, за которые стыдно?

- Конечно, были, и не один такой поступок. У каждого человека есть свой скелет в шкафу. Но на то и жизнь, что ты имеешь право ошибаться.