В переводе с татарского ее имя звучит как «рассветная звезда». А для многих оно стало еще и синонимом самых высоких качеств души – сострадания, бескорыстия, милосердия. Встреча с Чулпан Хаматовой, звездной актрисой и женщиной, которой важнее всего чувствовать себя человеком.
В последние годы тема ее интервью одна – благотворительность. И встречи с актрисой назначает журналистам не ее агент, но пресс-служба учрежденного его фонда. Ее одержимость делом настолько очевидна, что рождает невольное сомнение: не обернется ли ее максимализм отчужденностью, неприятием тех, кто не с ней?.. Но нет – на съемку к нам приехала женщина без фанатичного блеска в глазах. Усталое лицо, но энергичный, решительный шаг. Высокие каблуки, джинсы и острый колпак-капюшон, под которым несуразно слипшиеся черные пряди: вчера был спектакль со сложными прическами. Вчера у нее было еще и падение: при уходе со сцены шпилька скользнула по проводам, и побледнели лица партнеров по спектаклю: травма – реальная беда для ее динамичных ролей в «Рассказах Шукшина». Но на этот раз – обошлось.
Мы говорим с ней о жизни, о людях, и в словах Чулпан нет ни надрыва, ни экзальтации. В ней уже не разглядеть ту доверчивую девочку с распахнутыми глазами, которую 12 лет назад полюбила вся страна. От того колкого и нежного подростка, который, сияя, рассказывал об актерских поисках, о своем счастливом содружестве-супружестве с однокурсником, не осталось, кажется, и следа. Семь лет ее брака с актером Иваном Волковым завершились разрывом, и в лексиконе Чулпан, мамы двух дочерей, Арины и Аси, чаще зазвучало слово «ответственность». А к спектаклям-фильмам-сериалам в России и за рубежом добавилась роль ведущей телепередачи «Жди меня». Потом были акция «Подари жизнь» и учреждение фонда «Подари жизнь», который сегодня помогает сотням детей с онкологическими и гематологическими заболеваниями... Ее талант отдавать вызывает уважение – и даже больше чем уважение. Она не спасает мир: актриса Чулпан Хаматова просто собирает конкретные суммы на конкретные препараты для вот этого больного лейкемией Дениса или выздоравливающей после операции Полины. И параллельно танцует в балетном спектакле Аллы Сигаловой «Бедная Лиза» (Театр Наций). Рассказывая историю страсти только пластикой – жестами, телом, сложнейшими движениями современного танца.
Вы готовили этот необычайно сложный – в том числе и в физическом плане – спектакль почти год. Есть ощущение, что точка поставлена?
- Обычно у меня не бывает постпремьерного синдрома, хандры. Но с этим спектаклем произошло именно так. Причина, видимо, в его яростной эмоциональности, в сильнейшей амплитуде переживаний. Так как слов у героев нет, а есть только движения, то тело приходилось буквально разрывать на части чувствами. И все нервные окончания были возбуждены до такой степени, что, когда я вновь вошла в обычную жизнь, оказалось, что меня слишком много, мне слишком тесно. Накала чувств в отношениях со знакомыми, с любимыми не хватает. Но думаю, это временно, скоро все вернется на круги своя.
Лизу, вашу героиню, бросает возлюбленный, и она не может с этим справиться. Хотя, по современным меркам, речь об обычном расхождении мужчины и женщины. Как вы чувствуете, сегодня долгие счастливые взаимоотношения вообще возможны?
- Все больше убеждаюсь в том, что мужчина и женщина – существа с разных планет. Совсем разные: молекулярный состав души, тела, взгляды на работу, на секс, на детей. В общем, абсолютное «разминовение». В каком-то смысле это удобно: когда тебя совсем не понимает человек (а казалось бы, это так просто), всегда можно успокоить себя тем, что он и не обязан тебя понимать. А вот когда понимает, это настоящее чудо. По-моему, счастливые браки – это либо уникальное совпадение организмов на уровне биохимии, либо результат очень сложной, кропотливой работы над собой каждого партнера. Творя совместную жизнь, люди добиваются повторных воскресений любви и страсти – сознательно. А некоторые просто живут как атомы: отталкиваясь от одного, уединяясь с другим...
Вам ближе какая позиция?
- Я стараюсь работать над собой в том смысле, что мужчины и женщины не обязаны понимать друг друга. Каждый человек по сути своей одинок. И быть вместе – это настоящий талант. Его можно в себе воспитать, если у партнера есть качества, без которых ты прожить не можешь.
Семья, творчество, благотворительная работа – ваша жизнь состоит из миров, каждый из которых способен поглотить целиком. Что больше помогает вам жить?
- Я стараюсь не выстраивать, что на первом месте, а что на втором. Как только я начинаю вгонять свою жизнь в схему, сразу же чувствую: она не работает – рушится. Поэтому я убрала всякую приоритетность. Несомненно одно: люди, которых я люблю, всегда для меня будут выше, дороже чего бы то ни было в этой жизни. Если что-то случится, не дай бог, с моей мамой, ребенком или любимым человеком, я брошу все и буду рядом с ними. Но в обычное время и семья, и театр, и кино вовлечены в круговорот событий, и они, как планеты, крутятся по орбите: то одна высвечивается солнцем, то другая... Сейчас фонд занимает 90% моей жизни, завтра новый спектакль займет 150% – и так все меняется.
Знакомы ли вам ситуации, когда кто-то из близких не поддерживает вас в вашей деятельности, не понимает вас?
- Но они и не обязаны меня понимать, поддерживать! Никогда ни один человек до конца не сможет понять другого. Никогда! Мне бы хотелось, чтобы мои близкие... без понимания... просто жалели меня. Или скорее заботились обо мне. Но если этого не происходит, я говорю себе, что они поймут меня в следующий раз. Я стараюсь разговаривать с ними, объяснять... разницу наших жизней. Стараюсь отвлечь себя от проблемы – благо профессия позволяет это делать, как и перерабатывать накопившиеся вопросы в том или ином отрезке роли. Бывает, говоришь текст героини, а где-то в подкорке вдруг начинает пульсировать мысль: вот оно, решение найдено! И например, через текст Чехова приходит понимание твоей собственной жизненной ситуации. И потом я изначально понимаю, что быть близким с таким человеком, как я, – это огромная сложность. Сложно всем моим родным, включая и детей, наверное. Но мы такие, какие есть, и это нужно принимать!
Когда родились ваши дочери, вы говорили, что стремитесь создать для них особое пространство, наполненное тем, что кажется вам важным, – хорошей музыкой, книгами... Удается?
- Я и сейчас к этому стремлюсь. Но я никогда не собиралась держать их в искусственном мире – просто не хочу предлагать им то, что мне не нравится. Им предстоит сосуществовать и с тем, что они увидят в школе или по телевизору, но им будет куда оглянуться, с чем сравнить, на что опереться. Да, у нас уже есть эта чудовищная кукла Bratz, с огромными силиконовыми губами... Арина (старшая дочь. -Прим. ред.) захотела эту куклу, и она у нее появилась. Но по вечерам ей по-прежнему хочется слушать книги. На вопрос дочери о том, нравится ли мне эта кукла, я ответила: «Мне – нет, но она нравится тебе, а это самое важное».
Она ушла в комнату, потом вернулась и сказала: «Вообще-то так можно обидеть человека». Я говорю: «Наверное. Но ты хочешь, чтобы я говорила тебе правду или врала?» – «Нет, правду». Мне кажется, она услышала, что я имею право на свою точку зрения, как и она – на свою. Мне важно, чтобы ребенок был со мной откровенен. Лучше обсуждать и проживать трудные моменты вместе, чем запрещать (а он втихаря будет делать по-своему). Мне дороже взаимопонимание.
В старших классах вы скитались по лесам с компанией студентов-хиппи – у своих родителей вы тоже находили понимание?
- Были, конечно, столкновения: мама просто чересчур боялась за меня, ведь мы пропадали иногда месяцами, без всякой связи. Рваные джинсы, ватники, свободная любовь, а дальше – наркотики... Но мама понимала: если запретить – будет еще хуже. Я бы, наверное, ушла из дома. Потому что та жизнь была настолько заманчивее обычной учебы в школе... Нет, мама не входила во все мои увлечения, в музыку, не плела со мной фенечки – а мне очень этого хотелось. Но все равно она каждый раз собирала мне рюкзак и спрашивала, сколько килограммов гречки и тушенки мне нужно. И я опять куда-то уезжала.
Отцу, наверное, было еще сложнее это принять?
- Папа по природе своей интроверт, он просто молчаливо наблюдал. Только раз у нас с ним был серьезный конфликт – когда я сказала, что буду актрисой. Он год со мной не разговаривал, настолько мое решение переворачивало его сознание, было для него ударом. Сейчас мы нормально общаемся. Но все-таки это не дружеские отношения. Я больше мамина дочка, а брат мой Шамиль – папин сын. А теперь я вижу себя в своих дочках и оттого многое им прощаю. Что делать – генетика! (Смеется.) Как можно ругать за недостатки, которые передал ребенку сам?
Ваше имя теперь уже неразрывно связано с деятельностью фонда помощи тяжелобольным детям...
- Я чувствую ответственность перед этими детьми. Можно было: наверное, не так серьезно углубляться во все это: провести аукцион, где-то появиться, что-то сказать... Но, видимо, мне необходимо все делать от начала и до конца. Думаю, я очень счастливый человек: у меня нет ощущения ненужности моей жизни, моей профессии, бесполезности моего пребывания на земле. Это очень мощная платформа, на которой я стою.
Но работа в фонде – это и опыт встреч со страданием...
- У меня нет такой потребности – страдать. Но и защититься не получается – ведь если уже любишь этих детей и уже знаешь этих мам... Я говорю себе: если всего бояться, то вообще можно и не жить!
Чего все-таки больше в этом деле – радости или боли?
- Конечно, счастья, безусловно. Даже если говорить не о тех детях, которые выздоровели, а о тех, кого спасти не удается. Потому что проходит время, и ты вспоминаешь только светлые эпизоды, связанные с человеком: какие-то смешные эсэмэски, разговоры, улыбки – все это остается в душе живыми светлячками. Хотя, безусловно, есть и очень непростые моменты.
Врачей, которые работают с тяжелыми больными в Европе, США, поддерживают психологи...
- И у нас есть психологи для врачей, для родителей. Сейчас хотим создать психологическую службу для волонтеров. Это очень важно, потому что молодые люди, которые приходят к нам, и сами беззащитны. Это чуткие, обнаженные души, и им, конечно, нужна помощь, чтобы справиться с такой несправедливостью жизни.
Вы сами обращались за психологической помощью?
- Да, часто. Есть прекрасный психолог, к которому я, чуть что, сразу иду и разговариваю. Конечно, это не панацея, но, когда нервы (это только нервы!), неспособные справиться с ситуацией, воспаляются, порой перестаешь понимать, что происходит. Любая мелочь, разбитая чашка, вызывает в тебе чувство колоссальной утраты. В такой момент нужен человек, который поможет посмотреть на ситуацию со стороны и успокоиться. И еще дневник помогает. Но вести его не всегда хватает сил.
Помощь другим помогает вам обрести смысл. Что еще?
- Любовь, огромное количество любви. В моей жизни появилась новая семья – из врачей и детей, из волонтеров, которые стали очень близкими друзьями и которым я могу позвонить даже среди ночи. Раньше простые люди не входили в мою жизнь: меня интересовал лишь мир искусства! Зато сейчас я вижу такое богатство, такие примеры стойкости духа – нормальных человеческих поступков! – которые не превзойдет ни одна сгоревшая на костре Жанна д'Арк.
Дочки разделяют это самозабвенное отношение к делам фонда?
- По крайней мере, они уже понимают, что нужно думать не только о себе. У них уже есть подружки в больницах, мы с ними созваниваемся, переписываемся, и мои девочки хорошо знают, что болезнь – это не ущербность, а явление временное. К счастью, они недолго пребывали в ступоре оттого, что к нам в дом приходят дети в масках.
К вам домой?
- (Она смеется.) Ну у нас же мафия, одна большая семья. Есть еще один бонус – сотворчество. Год назад я делала рекламные ролики к нашему ежегодному концерту «Подари жизнь!», и мы вместе выбирали смешные моменты. Я видела, как девочки горды тем, что мама разделяет с ними свою работу.
Какую книжку вам особенно нравится перечитывать дочкам?
- Наверное, «Поллианну» Элинор Поттер. Это настоящее пособие для тех, у кого нет возможности обратиться к психологу. Мне близко то благодарное отношение к жизни, о котором пишет Поттер. Я тоже довольна своей жизнью и так ей благодарна! Хожу на двух ногах, танцую... Прошлым летом, в Лондоне, у меня открылась серьезная травма: я вдруг перестала ходить. Не смогла даже доползти до телефона, чтобы вызвать врача! Никому не пожелаю такое испытать. Иногда ощущать радость и полноту жизни можно (и нужно!) лишь от того, что ты стоишь, видишь, слышишь. Осязаешь, чувствуешь и вообще – просто живешь.