Татьяна Петровна Панкова была одной из последних, сегодня, вероятно, последней великой старухой Малого театра. Народная артистка России умерла на 95-м году жизни. Время и место похорон пока не называют, в некрологе, который пришел из Малого театра, традиционный и неизбежный список ролей, вехи официальной биографии тут и там перебиваются неофициальным – «наша дорогая, любимая «старуха».
Панкова была одной из великих старух Малого театра, театра, который по праву гордится не только актерами-долгожителями, но особым амплуа – старух, в Малом – всегда, или почти всегда, великих. Панкова, которая роли немолодых героинь играет, вернее – играла не одно десятилетие, можно сказать, смолоду была такой великой старухой, занимала ближайшую к сцене гримуборную, в которой до нее сидела Гоголева, а до Гоголевой – Яблочкина, в Малом всегда понятно, кто кому наследует.
Панковой было 94 года, она продолжала выходить на сцену, голос у нее был потрясающий, зычный и одновременно подвижный, богатый интонациями в неизменно хрипловатом низком – даже не контральтовом, а почти баритональном регистре.
В театральный – в Щепкинское училище – она поступила, успев получить уже одно серьезное образование, по первому была математиком. В труппу Малого пришла в 43-м, когда театр находился в эвакуации, в Челябинске. Одна из первых ролей – Мерчуткина в чеховском «Юбилее». Роли получала из рук других, великих, от Веры Николаевны Пашенной – роль Ефросиньи Старицкой в «Царе Иване Грозном» и Кабанихи в «Грозе», от Шатровой – Матрены во «Власти тьмы» и т.д.
Также в разделе:
Пришельцам тут не место
На экраны российских кинотеатров выходит очередная экранизация комикса - «Ковбои против пришельцев»
Странное свидетельство
Художник Хаим Сокол выступил с резким социальным высказыванием
Музыкальная подстанция
Габала становится известна не только по РЛС
Метания Авиньона
Самый известный театральный фестиваль выбирает между классическим словом и красивой картинкой
Она могла быть серьезной и даже трагической в своих ролях, мелодраматичной, могла быть очень смешной, юмор чувствовала, причем разный, могла быть и царственно, величественно смешной и простонародно-веселой, сама была смешлива – как она играла Хлестову и Тугоуховскую в «Горе от ума» или Евсеевну в «Холопах», Авдотью Назаровну в «Иванове» или Манефу в «Мудреце». Островский – конечно, ее хлеб, но Панкова всегда была готова экспериментировать. Помню, однажды я спросил ее, было бы ей интересно сыграть что-то в «новой драме», где – я уже боялся даже, когда спрашивал, – встречается нецензурная лексика. «Очень! – мгновенно и живо откликнулась Панкова. – Очень хотела бы!» Интервью, которое я брал у нее на «Маяке», стало для меня одновременно и уроком актерского ремесла. Она сидела, что-то говорила, вдруг резко откидывалась на стуле перед микрофоном. Через стекло я видел, как вздрогнула звукорежиссер прямого эфира, а Панкова – ровно настолько, насколько она откинулась от микрофона, настолько громче начинала говорить. И, приближаясь к микрофону, так же автоматически «убавляла» звук.
В кино она тоже чаще появлялась в эпизодах, однако достаточно сказать – мать Игоря Костолевского, то есть, конечно, декабриста Ивана Анненкова в «Звезде пленительного счастья», – суровая, почти жестокая, точно жесткая, но все равно безумно любящая своего «непутевого» сына.