Не до денег жаден, а до работы
– Артисты обычно жалуются на однообразие возрастных ролей, а у вас – наоборот: чем старше становитесь, тем востребованнее.
– Мне понравилось, как обо мне однажды сказали: что я удачно старею. У меня сын, тоже актер, поступил сейчас на режиссерские курсы. Я ему говорю: «Твоя судьба схожа с моей. Твое время придет ближе к сорока». Сейчас ему 35.
Есть еще момент удачи. Я нахожусь сейчас в неплохой актерской форме, я всегда много работал. Сначала в театре, он для меня на первом месте. Мое убеждение – что актер без театра не актер. У артиста должен быть такой уголочек, как театр, куда всё складываешь, все ощущения – горе, радость. Такая эмоциональная память. Потом этим торгуешь. У актера, кроме себя самого, другого товара нет.
Если бы кто-то предложил мне интересную работу в театре, я бы, наверное, оставил все и пошел туда… Сейчас я актер МТЮЗа. У меня там два спектакля: «Скрипка Ротшильда», за работу в которой я получил все премии, какие только можно, и «Черный монах». У меня есть антрепризные постановки: «Стакан воды» с Кабо и Гузеевой, «Цилиндр» с Этушем, Вележевой и Купченко. Это работа для души.
– А кино – для денег?
– Не до денег я жаден, а до работы. Не отношусь к числу актеров, которые отбрыкиваются от предложений. Конечно, я тоже отказываюсь… Из-за несовпадения графиков, например. Недавно не поехал сниматься в Лондон, играть там русского генерала – у меня тут, что называется, «ёлки». Иногда не соглашаюсь принципиально. Когда звонят продюсеры, сразу спрашиваю: «Плохого буду играть или хорошего? За плохих беру дороже». Хороших я играю меньше, зато плохие интереснее. Хотя бы потому, что есть возможность выплеснуть из себя то, чему ты не даешь воли в обычной жизни. Это сидит в каждом человеке. Я не верю, что есть только хорошие и только плохие люди. В нас есть и то и другое. Просто обстоятельства заставляют нас поступать так, а не иначе…
Иногда я, конечно, перебираю. Есть вещи, от которых надо было бы отказаться. И я бы с удовольствием это сделал. Но подлость профессиональной ситуации в том, что, как только ты возьмешь работу, на тебя начинают сыпаться другие привлекательные предложения.
Вот я подписал сейчас очень большой контракт, на 100 с лишним серий. До июня следующего года в сериале «До и после эфира» буду играть не очень хорошего человека – руководителя телеканала…
– Скользкие люди, правда?
– Телевидение делают странные существа. Иногда трудно понять, мужчины они или женщины… Они на каком-то гребне. Очень много людей талантливых, но немало и тех, кто может продать и тело, и душу за рейтинг. Ненавижу это слово, но оно существует.
Так вот, сразу после подписания этого контракта мне предложили роль Жукова – в сериале про Фурцеву. Роль небольшая, поэтому я, наверное, и согласился сразу. Сама фигура Жукова мне очень интересна, там есть что играть. Но я бы испугался пробоваться сейчас, пока жива память об Ульянове, на большую роль, чтобы взять и несколько недель подряд быть на экране Жуковым. Михаил Александрович был похож на Жукова больше, чем сам Жуков. Как мне говорили старики: «Никогда не играй роль, которая уже хорошо кем-то сыграна». Вот когда забудется, тогда и можно пробовать.
У французов главный злодей – Брежнев
– Вы снимались в фильмах у французов, японцев, немцев. Почему не козыряете этим опытом? Ваши коллеги чуть выйдут за пределы СНГ – уже называют себя мировыми звездами.
– Недавно был юбилей у Владимира Коренева, который в «Человеке-амфибии» играл. Этот в общем слабый в художественном отношении фильм тогда очень тронул зрителей. Я тоже посмотрел его раз десять. Как-то Коренев приехал в мой родной город Орел (его жена оттуда). Город сошел с ума, Коренев разрывался между показами и встречами со зрителями. Помню, на одной из таких встреч Коренева спросили, считает ли он себя талантливым. Он ответил восточной мудростью: «Человеку, у которого в кармане лежит мускатный орех, не надо об этом кричать. Все почувствуют его по запаху». Так и тут.
Что же мне доказывать, какой я молодец, если знаю, что сыграл у французов в «Концерте» хорошо (фильм «Концерт» рассказывает о дирижере Большого театра, который тайно от руководства собирает разогнанный коллектив, состоящий из музыкантов-евреев, и едет выступать с ними в Париж. – Ред.).
За все 40 с лишним лет работы у меня никогда не было такого, чтобы я с треском провалился. В принципе я всегда видел свет в конце тоннеля, добирался до него и выходил в белом фраке, даже когда вокруг все было черное.
– Намекаете на то, что во французском фильме немало перекосов? Иностранцы часто про нас все перевирают.
– Я понимал: в том, что касается вопросов российской жизни, там много клюквы. У них главный злодей – Брежнев. Я говорю: «Ребята, Брежнев был к тому времени больной человек. Вряд ли отличал Большой театр от Малого, чтобы ему заниматься каким-то еще музыкальным коллективом. Были там и Суслов, и Демичев – свои люди». «Ну, кто их знает на Западе?» – был мне ответ. Французы снимали коммерческое кино и сделали его потрясающе. Фильм на Западе имеет колоссальный успех (премьера в России состоится 30 сентября. – Ред.).
– Интересно, хотя бы одна из ролей угадывала ваши мысли, настроение?
– Если честно, я только сейчас стал догадываться, кто я есть. У меня такое ощущение, что всю жизнь я играл какую-то роль, какие-то сериалы.
Роль, пожалуй, не попадает… Ее можно почувствовать. Вот, допустим, Хлебонасущенский в сериале «Петербургские тайны». Себя ли я играл? Конечно, нет. Но я очень чувствовал боль этого человека – в чем он несчастлив. Не что он жулик, идет на одну, вторую подлость... Мне важно было, что он любит, что он одинок.
Или совсем недавняя роль в фильме «Ничего личного» Ларисы Садиловой. В этой роли я удивил сам себя. Не то что: «О, какой большой актер!» Я попал в картину неожиданно. Лариса писала эту роль с меня, но герой должен был быть моложе – ему не 60, а 40 лет. Начали снимать с одним актером – не получилось. Лариса попросила меня попробовать. Я был занят все дни, тогда она спросила: «А ночь свободна?» Вышла по сути монороль. И оттого, что герой старше, стало еще страшнее: он влюбляется в женщину (ее замечательно сыграла Зоя Кайдановская), а предложить что-то ей не может. Плечо в любой момент может опрокинуться. Если тебе 40, у тебя есть еще лет 15–20 активной жизни. А 60 – это порог, у тебя начинается другая жизнь.
Мне сейчас 64. Не могу сказать, что все кончилось, но ленточка недалеко. Вот мне недавно позвонили из банка: «Валерий Александрович, вы у нас брали кредит, быстро расплатились. Если вам еще что-то понадобится…» Я отвечаю: «Ребята, вы мне кредит не дадите. Мне скоро 65». Я даже ссуду в банке взять не могу, на меня уже не рассчитывают…
Сериалы – это гонка
– В интеллигентской среде есть пренебрежение к сериалам. Вы же стали известны благодаря им, начиная с «Петербургских тайн» и заканчивая нынешними «Ранетками». Комплексуете по этому поводу?
– Нисколько. Я отношусь к сериалам как к работе, которую должен делать хорошо. Другой вопрос, что есть вещи, которые можно было бы сыграть очень хорошо, но не хватает времени. Сейчас идет такая гонка, особенно на сериалах… Всё бегом-бегом. Сцена родилась в процессе, но объяснить ее партнерам некогда, они не успевают включиться. Молодые попадают в эту ситуацию, изображают себя более-менее органично – и все. Вот что я ненавижу: когда ты играешь не образ, а функцию.
– Вам интересно было работать с «кадетами»? Вы вон кто, а ребята молодые мало что умели поначалу. Еще и «звездочку», наверное, ловили многие.
– Этот момент меня очень беспокоил. Колоссальная популярность пришла к ним заслуженно. Но я все время говорил им: «Вы даже себе представить не можете, по какому краю пропасти идете. Шаг в сторону – и улетите в такие тартарары…» Испытание трубами, когда ты еще не прошел ни огонь, ни воду, – это, может быть, самое сложное… Но они ребята умные, и трагедий пока ни у кого не случилось. Я им все уши прожужжал… Вот о чем я жалею в жизни – что никогда не преподавал. Причем не делаю этого сознательно: если учить актеров, этому надо отдать жизнь, все бросить. Ты определяешь человеку судьбу, ты должен нести за нее ответственность. Мало осталось хороших педагогов. Все эти приходы к студентам на час-полтора в месяц – это все как-то… не то.
Я бы вот еще что хотел сказать про ТВ. К великому сожалению, мы не то что недооцениваем – не используем его. Это такой мощный рычаг воздействия, особенно на молодых… Они все равно строят свою жизнь, стараясь с кого-то ее срисовать. Им нужен вариант поведения в жизни. Знаете, сколько ребят кинулись в суворовские училища после «Кадетства»? Там дают хорошее образование, и это, наверное, неплохо. Но экран наш пуст, он не оставляет в душе не то что шрамов – царапин никаких. Я не говорю, что надо учить. Но на месте людей, которые заботятся о духовном здоровье нации, относился бы к ТВ серьезнее. Пока у нас телевидение используют в основном как инструмент пропаганды за ту или иную партию. С одной стороны, все разрешили, а с другой – запретили все. Информацию закрыли настолько… Это, мягко говоря, недальновидно.
Из-за «Локо» не сплю по ночам
– Напоследок не могу не спросить про футбол – вы известный болельщик «Локомотива»…
– Мне не хочется говорить о футболе сейчас. «Локомотив» играет ужасно.
Меня поражает безразличие, с которым у нас относятся к футболу. Идет такая игра судьбами… тренеров, игроков, болельщиков. Взяли и уничтожили команду «Москва». Это ведь только чиновники решили. Им захотелось «Аланию», понадобилась еще одна команда с Кавказа в высшем дивизионе. А ставшую ненужной «Москву» даже не продали, а разогнали просто. Нечто подобное происходит с моей любимой командой. Печально, что в таких неравных условиях находятся клубы. Вот, допустим, Газпром вкладывает в «Зенит», покупает игроков за 20 миллионов – лучшее, что возможно. Это начинает вызывать ненависть у других болельщиков. И все, кроме ленинградцев, желают «Зениту» поражения. Не случайно же появился анекдот: «Как вам «Зенит»?» – «Газпром – молодец».
– А вы чей поклонник – «Локомотива» или Семина, которого знаете столько, сколько не живут?
– Не так: сколько живу, столько и знаю – мы в школе учились вместе. Моя любовь к клубу началась, конечно, с Семина. Это уже не просто близкий человек – я не могу без него представить своего существования.
– Поэтому вам обидно вдвойне?
– Беда, что он ушел из Киева, от Лиги чемпионов, в свой родной клуб, а тут… Это для меня сейчас самая большая боль.
Когда ночью лежу, думаю: в принципе все у меня неплохо. Полно работы, нормально зарабатываю, здоровы дети и внуки. Я купил недавно себе большой деревянный дом, все там сам делаю: лестницу, шкаф, балкон. Да, я могу за один съемочный день всю мебель купить, которая есть у меня в доме, но мне интересно сделать что-то самому. Это мой отдых. Я купил квадроцикл. С удовольствием приобрел бы лошадь, но за ней ходить некому. Так что есть моменты радости.
Доволен ли я жизнью? В принципе да. Но у меня грустное настроение, я не сплю по ночам. Почему? «Локомотив» плохо играет. И я даже знаю, почему он плохо играет, только сделать ничего не могу.