Журналист телеканала "Дождь" Юлия Таратута поговорила с режиссером Валерием Тодоровским о сериале "Оттепель", затронув вопрос о гомосексуальной линии в фильме:
Таратута: Не могу не спросить про последние серии. Все у вас брали интервью, когда никто не знал финала. Вот в финале случился буквально такой жест, ну, так его восприняли все те, кто смотрели. Во-первых, была очень смешная пародия на ваш сериал в программе "Вечерний Ургант". Я имею в виду про курение. Это что? Такой художественный жест, политический акт?
Тодоровский: Это абсолютно художественный жест. Это концепция. Это было время, когда курили все, и сигареты продавались и рекламировались с утра до вечера. Это как бы правда жизни. А я захотел реально сделать, чтобы реально курили безостановочно, чтобы дать вот это ощущение... Ну, не то, чтобы я дразнил гусей, но это как... Вот знаете, я детство свое вспоминаю, когда был маленьким ребенком, я вставал среди ночи, у родителей сидели гости. Я выходил, отрывал дверь и я видел, что там сидело 25 курящих людей. Это у меня застряло в голове. Это образ.
Таратута: И плевать вы хотели на запрет, как я понимаю?
Тодоровский: Я порядочный человек. Поэтому я перед тем, как начать съемки, я пришел к Константину Львовичу и сказал: "Курение?". Он сказал: "Да". Я сказал: "Мат?". Он сказал: "Нет" - "Обнаженка?" - "В рамках". Я давал сценарий читать, я с ним отдельно это не обсуждал.
Таратута: Вы Константину Эрнсту давали сценарий, в котором была довольно откровенная гомосексуальная линия и расстановка акцентов довольно понятна, я бы сказала, негосударственная в этом смысле.
Тодоровский: Я хочу вам сказать одну вещь. Во-первых, все это делалось до того, как начали эти безумные законы издавать. Вообще-то я писал сценарий со своими соавторами - Звонцовой и Константиновым, - когда всего этого еще не было. А когда начинались съемки, уже съемки, вдруг стало это все происходить: и курение, и все, и, в том числе, вот закон о пропаганде нетрадиционных. Как-то я немножко в этом момент растерялся...
Таратута: Ну, вы пошли, спросили, нужно или?..
Тодоровский: Я не ходил, потому что сценарий в этот момент был давно принят, лежал. Вообще я хочу сказать, мне ни одного слова не сказали на уровне "вот это нельзя", "вот это нельзя". История же Санчи, с одним из моих любимых героев, она была так снята, как и написана. Я не думаю, что там есть хоть какая-то пропаганда чего-то. Там рассказана отдельно взятая история отдельного человека, который жил в стране, в которой ему приходилось быть в глубочайшем подполье. Это история о том, как он попался на этом и последствия этого.
Таратута: Сейчас, в эту минуту это выглядит буквально как благородный гражданский жест со стороны вас ли, или со стороны Константина Эрнста. Так это восприняли в социальных сетях.
Тодоровский: Еще раз говорю: когда я это писал – это не было никаким жестом. Очень важно другое – я понимал, что про это у нас в прайм-тайм по телевизору не показывают, и я не знаю, показывали ли когда-либо, вот чтобы в русском сериале или русском кино показали бы в прайм-тайм эту тему. По-моему, этого не было никогда. Но я к этому относился как к абсолютно чему-то нормальному, потому что я знаю точно, что это очень значительная часть нашей жизни. Эти люди рядом с нами, они среди нас есть, и историю Санчи я как бы изначально планировал как историю гея. Он у нас, кстати, и художник по костюмам, человек из этого мира. И он там говорит изначально, что он хочет уехать из страны, он хочет за "стенку", туда, и обсуждает побег Нуриева. То есть, он для меня – знак нашей жизни.
Таратута: Вот вы говорили в одном из интервью о том, что у вас не было никакого политического посыла. Вот это была история про любовь, про помещение кого-то в... Ну, эта параллель возникает неизбежно. Я согласна с теми, кто говорит про свободу и приводит параллель той жизни и этой жизни, про то, что несвободный человек, как бы он себя свободно не чувствовал, он упирается в несвободную страну.
Тодоровский: Я думаю, во-первых, что любая вещь честная имеет какой-то политический посыл, без этого невозможно. У меня есть политический посыл в виде прокламации, плаката, агитки или бунта, а есть политический посыл под названием (я думаю, что для этого фильма) – это история про то, что люди должны быть свободными всегда и во всем, сохранять свое лицо. Политический это посыл? Да, наверное. Там есть следователь, который преследует его, в основном, по мировоззренческим мотивам. Мой посыл заключался в том, что как мучительно, в ломках освобождаются люди и да, упираются в стенку очень часто.