Олег Иванович, известно, что вы потомственный дворянин...
— Никогда не кичился своим происхождением и никогда никому этого не доказывал. Оно есть и есть. Трудное детство, нищета, репрессированные родители, коммуналки, нищие студенческие годы, двор, система, в которой мы жили, и много чего еще было. Это все, конечно, заставило меня ракушками обрасти — не лучшими. Но «позвоночник» остается — это от рождения. Я вот передачу недавно смотрел об академике Лихачеве и поражался — там и лагерь показывали, и эту жизнь, через которую он прошел, — как только человек не озлобился? Вот об этом стержне я и говорю. Это самое главное — уничтожить это невозможно.
Для вас детство — это светлое воспоминание или печальное?
— Здесь вот какой момент. Если жизнь складывается удачно, то потом оборачиваешься — и детство тебе кажется положительным, а когда наоборот — то даже детство окрашивается в черный цвет. Отрочество и юность были для меня чрезвычайно трудными. Но сейчас, когда жизнь вроде бы сложилась, я даже люблю туда возвращаться, это дает мне какие-то силы. Да еще и профессия у меня мазохистская — актерская. И пощекотать лишний раз себе нервы, пострадать... Мне это дает какие-то положительные эмоции, даже если это были тяжелые дни.
А почему вы выбрали такую мазохистскую профессию?
— Получил «переходящее знамя». Если серьезно, то сначала актером стал мой старший брат Ростислав — он устроился в Минский драмтеатр и забрал к себе меня. Дебютировал я в спектакле «Барабанщица», причем мне пришлось там заменять заболевшую актрису-травести. Роль была простенькой, я справился без проблем, и меня стали часто привлекать в массовки. Потом я окончил Саратовское театральное училище и стал работать в местном драмтеатре. Там же и женился…
И женились, кажется, на местной примадонне?
— Ну, примадонной она тогда еще не была. Люда Зорина была моей однокурсницей, и роман у нас завязался еще до расстановки ролей в театре. А то, может, и не получилось бы ничего. Люда стала примадонной сразу после выхода на сцену Саратовского драмтеатра, а я остался в тени. Смешно сейчас вспоминать, как я злился, когда меня при знакомстве представляли как «мужа актрисы Людмилы Зориной». Впрочем, меня это только подхлестывало в стремлении стать личностью, лидером.
Как же вам удалось из Саратова пробиться в Москву?
— Случай помог. В начале 70-х я уже начал сниматься в кино – «Щит и меч», «Служили два товарища», «Жди меня», и как-то раз на съемочной площадке познакомился с самим Евгением Леоновым. Чем-то я ему приглянулся, он рассказал обо мне Марку Захарову и попросил его попробовать меня в деле. Мы с женой переехали в Москву — в пятиметровую комнатку в общежитии — и стали жить на копеечную театральную зарплату. Зато очень скоро пришло признание — и публики, и критиков. У служебного входа «Ленкома» стали появляться поклонницы — уже мои поклонницы…
Жена не ревновала?
— Она умная женщина и все понимала. Девушки во все времена любят не человека в актере, а образы, созданные им, и образы преимущественно романтические. Ревновать тут не к чему — вокруг каждого актера должен быть такой флер таинственности, возвышенности, романтики. Иначе он станет человеком из толпы, неинтересным зрителю.
То есть должна быть сказка? Вы боитесь потерять иллюзию, созданную вокруг вас?
— Наверное, да. Разрушить ее — страшно. Наша индустрия — замечательный обман. Вы же понимаете, что я не схожу с ума, когда играю князя Мышкина, что я не душу Дездемону, когда играю Отелло, я, может быть, даже ненавижу партнершу свою....
Есть мнение: чтобы сыграть с актрисой роль любовника, нужно в нее влюбиться...
— Влюбляться не обязательно, но нравиться она должна. Какое-то чувство должно присутствовать.
Женщина должна быть красивой? Или все-таки важнее то, что внутри?
— Красота внешняя не всегда красота внутренняя. Это не пустые слова — я действительно так думаю. Наверное, самое главное в женщине - это не красота, а теплота, обаяние, мудрость... Вот это и привлекает и, наверное, является женственностью. Мужчина сразу чувствует, если этого не хватает...
Вы считаете, женщина должна быть мудрой?
— Обязательно. А умной? — Умной? Ум и мудрость рядышком. Умная может понять, а мудрая - простить. Если в женщине присутствует интуиция, способность понять, простить, предугадать — это и есть, наверное, мудрость... Вот почему картина «Влюблен по собственному желанию» стала такой родной многим. Сквозь все условности потянуло к соединению. И то некрасивое, казалось бы, стало прекрасным, дорогим, родным. Для меня важны последние категории: родное, дорогое, близкое... Это сильнее всего...
И половинка в жизни одна?
— Да, конечно.
А вы ее встретили?
— Я женат тридцать пять лет — наверное, встретил.
И при этом вы влюбчивый человек...
— Влюбчивый.
С первого взгляда?
— Да. Вы имеете в виду то, о чем мы с вами раньше говорили, или то, что в жизни бывает? Если о последнем, то у меня в жизни столько всего было! А если говорить вот о том соединении, то только один раз — моя жена. Надеюсь на это. Потому что для меня семью определяют другие вещи. А влюбляться можно сколько угодно.
Как вы считаете, влияет ли женщина на мужчину?
— Еще бы! Я даже скажу так: женщина влияет на мужчину гораздо больше, чем он на нее.
Говорят, с возрастом отношение у мужчины к женщинам меняется. Например, до двадцати пяти лет — одно, после — другое, в сорок — третье, и так далее. Так ли это?
— Думаю, вы правы. Только я бы цифры перекинул, а в общем — верно. Наверное, до двадцати пяти сильны какие-то физические влечения, первобытный инстинкт, а с возрастом появляются умиротворенность и спокойствие. На женщину уже смотришь не только как на объект физического влечения...
А сегодня на вас девушки оглядываются?
— Вы знаете, да. Такие культовые картины, как «Служили два товарища», «Тот самый Мюнхгаузен», «Полеты во сне и наяву», не дают меня забыть. Впрочем, я прекрасно понимаю: мой герой ушел, а кумиром нового поколения мне уже не стать, поэтому мечтаю о более скромных вещах. Например, сыграть в хорошей классике. Скажем, по Тургеневу. Сергей Соловьев начал было снимать фильм «Иван Тургенев, или Метафизика любви», сделал его на четверть, а потом не хватило финансов. Я там играл Тургенева. Грим прекрасный, история хорошая: Тургенев — Виардо - ее муж, то есть любовь втроем. И это не сюжет из порнофильма, это интеллигентные, нравственные люди, которые таким вот образом пытались найти выход из сложной ситуации. В картине Тургенев умирает в верхней комнате в тот момент, когда Полина Виардо играет мужу. Сидя в той комнатке, такое можно было наиграть глазами! Потому что артисту не слова играть интересно, а историю. Но с Тургеневым пока не сложилось. А что будет дальше — не знаю.
Вы много лет об этом говорите.
— А что делать, если нет денег на окончание картины? Недавно опять звонил Сергею Соловьеву, ломали голову, где найти средства, чтобы все же завершить фильм... Да, я умерил пыл. Радуюсь, если удается не размениваться, не торговать лицом в дешевке. О чем-то похожем на «Полеты» или «Мюнхгаузена», признаться, уже даже и не заикаюсь. Впрочем, воспоминания пока спасают, греют. Актеру нужна работа, ответная реакция зрителей, без этого мы хиреем, вянем. Но еще страшнее холостой ход: ты тужишься, надуваешь щеки, пытаешь изречь нечто особенное, а внутри — пустота. Понимаете, прежде моим героям было что сказать, поэтому их слушали тогда и готовы слушать до сих пор. Сегодня наступило молчание. Увы, не великое.
Кем для вас был последний сыгранный герой — граф Пален из картины «Бедный, бедный Павел»?
— В той эпохе есть внутренняя связь с предшествующим временем и, как писал Ключевский, «назидательный урок для преемников». Граф Пален, организовавший заговор против императора, — далеко не однозначный злодей, а личность в чем-то трагическая. Им двигали не карьерные интересы, а забота о благе России, но потом он очень мучился содеянным. И сделано все было нелепо, и само убийство ужасное, и результат, в общем-то, нулевой. Не случайно историки говорят, что он запил после этого. В этой кровавой истории, безусловно, кроется извечный вопрос о разумности предательства ради некой высокой идеи, волновавшей еще декабристов. Сыграть состояние человека, который скользит по лезвию бритвы, — это очень интересно.
В фильме Карена Шахназарова «Цареубийца» вы играли последнего императора, Николая Александровича, сейчас — графа Палена, организовавшего цареубийство…
— Во время съемок того фильма был один момент, врезавшийся в память. Вроде бы понимаешь, что это роль, а дом Ипатьевых — всего лишь построенный павильон. Но когда мы спускались в подвал по этим двадцати ступенькам вниз, нам всем стало как-то не по себе, буквально защемило сердце. Даже мальчик, который играл царевича, на несколько минут словно повзрослел.
Вы как-то уезжали во Францию. Не возникало ли желания остаться на благополучном Западе?
— Да, я уезжал, когда в начале 90-х в СССР все рухнуло, и киноиндустрия в том числе. Клод Режи пригласил меня участвовать в международном театральном проекте, и я проработал во Франции полгода. В Париже я узнал, что мне присвоили звание народного артиста СССР, а через неделю моей страны не стало. Мы с Аллой Пугачевой стали последними «народными СССР». Ну вот как раз когда закончились мои французские гастроли, весной 92-го, я вернулся домой и... не узнал ничего вокруг.
Успели все забыть за полгода?
— Слишком велик был контраст. Четыре часа назад я гулял по залитому огнями, благополучному Парижу — и вдруг перенесся в серую, тоскливую, депрессивную Москву. Лица у прохожих — будто на виселицу торопятся. Я ехал по центру родного города, и мне казалось, что я попал на чужую планету. Сильнее всего поразили барахолки у Большого театра и «Детского мира». Примерно в то же время в Москве открыли гостиницу «Савой»: бьющая в глаза напыщенная роскошь на фоне уличных костров, людей, с рук торгующих шмотками, казалась жуткой нелепицей. Я остановил машину, не стал даже выходить наружу — не было ни малейшего желания — и долго-долго смотрел по сторонам. Это моя Родина? Я свежеиспеченный народный артист этой страны? Даже мелькнула мысль: «Господи, куда, зачем я вернулся?» Нет, об эмиграции, конечно, не думал — это не для меня, у меня только одна Родина — но одновременно и не представлял, чем теперь буду здесь заниматься. Кому тут нужны актеры? Какое-то время я просто испытывал ужас от увиденного. Рад, что сейчас это чувство постепенно прошло. Да и окружающая действительность медленно, но, надеюсь, верно все-таки меняется к лучшему. Во всяком случае, «толкучки» возле Большого больше нет.
Тот самый Янковский
Олег Иванович Янковский родился в 1944 году в Казахстане, учился и играл в театре в Саратове. В 1968 году ярко заявил о себе киноролями в фильмах «Служили два товарища» и «Щит и меч». С 1975 года работает в «Ленкоме». У режиссера Марка Захарова Янковский сыграл особо любимые зрителями роли — и на сцене, и в таких картинах, как «Обыкновенное чудо» и «Тот самый Мюнхгаузен». Наряду с романтическими образами и персонажами классиков Олегу Янковскому удалось создать убедительные психологические портреты современников в «Полетах во сне и наяву» (1982, реж. Р. Балаян, Госпремия СССР), «Влюблен по собственному желанию» (1982, реж. С. Микаэлян), «Любовник» (2002, реж. В. Тодоровский). Янковский снялся в фильмах Андрея Тарковского «Зеркало» и «Ностальгия». В 2001 году Олег Иванович поставил вместе с Михаилом Аграновичем картину «Приходи на меня посмотреть». Янковский — обладатель многих наград, в частности «Ники», «Золотого орла», а также театральной премии Станиславского.
25.02.2004