Но не все было безоблачно в его жизни. Он прошел трудным путем - от прихода к профессии до возвращения к ней через добровольный уход, во время которого Шкловский искал себя: строил православный храм, служил в нем, преподавал восточные единоборства… Но природа все-таки взяла свое – Шкловский был рожден актером, понял это и вернулся - в профессию и к себе. И вернулся с блеском – роль раввина Авраама Гольда в российско-израильском сериале "Под небом Вероны" стала настоящей вершиной его мастерства.

- Олег, снимаясь в Израиле, вы как-то особенно остро ощутили свое еврейство?

- Нет, я бы так не сказал. Я ощутил приближение к Святой земле и к Гробу Господню. А еврейство? Я встретил таких же людей, как в Одессе, Мелитополе, Москве... это такие же люди, которые меня окружают.

- Приходилось ли вам сталкиваться с проявлениями антисемитизма?

- Конечно, да, и с детства. И это было очень каверзно, и всякие бывали случаи – и смешные, и трогательные. Я вспоминаю, что я мальчишкой ушел из школы после 7-го класса и пошел работать, сменил много профессий – и на заводах работал, и грузчиком, и водителем самосвала, и на "Мосфильме" успел поработать. Я где-то год поработаю – и ухожу, а люди, которые привыкли ко мне и как бы любили очень меня, они не знали, что я еврей, я не очень-то был похож на еврея, и мне говорили: "Олежек, не уходи, мы тебя любим. Ты уйдешь, а завтра пришлют какого-нибудь жида, а зачем он нам нужен?" Тогда я понял, что люди в неведении, совершенно не разбираются в нациях, у них просто есть установка – жид. А меня любили, не зная, что я жид. Тогда я стал более снисходительно относиться к людям. А если бы узнали, тогда что – они бы ненавидели меня?

- Во всех ваших интервью говорится, что вы строили православный храм.

- Да, все знают, что я – православный. Я крестился в 32 года. Я сам, по своим убеждениям пришел к этому. Я много искал, я много блуждал по другим дорогам, входил во тьму, но я искал. Наконец, пришел час, я был уже взрослым человеком, и я сделал выбор – я пришел. Господь меня привел, и до сих пор мне радостно ощущать, что больше я не блуждаю.

- И вы, православный, сыграли роль раввина. Как вам "жилось" в этом образе?

- Окунуться в эту историю об Аврааме Гольде мне было очень интересно - это Книга Моисеева, это вся Библия. Я бы сказал, что моя вера повлияла на этот образ. Этот человек – фанатично беспощаден, поэтому он не может чуть-чуть приподняться над миром и посмотреть любящим оком, как смотрит Господь и на праведников, и на грешников. И я его понял, и я это воплотил.

- Я задам вам личный вопрос. Как ваши родные, которые живут в Израиле, оценили эту роль?

- Я без всякой гордыни скажу, что для них это было шоком. Они меня знают как веселого, характерного, комедийного актера. А в этой роли меня не сразу узнали – это был совсем другой человек, настоящий раввин. Для меня это было радостно.

- Еще один очень личный вопрос. Для евреев всегда считалось самым страшным грехом уйти в другую религию. Крестили ведь насильно. А вы пришли к этому добровольно. Как отнеслись к этому ваши друзья-евреи, еврейская родня?

- Дело в том, что среди моих родственников – дальних, ближних – есть очень много крещенных в православную веру людей. Я не белая ворона. Очень многие из тех, кто живет в России, уже и племянники, и внуки, давно уже православные евреи. Они носят крестики, ходят в храм, причащаются, стараются не гневить Бога. А среди родственников моих, живущих в России, верующих не было, если говорить об иудействе. Мама делала фаршированную рыбу, на праздник ели мацу, но это не значит, что они веровали, ходили в синагогу, нет.

- Насколько вы верите в актерскую удачу? Актер может быть великолепным, талантливым, но играть в провинции – и о нем так никто и не узнает… Ему ведь нужна удача?

- Я согласен с вами. Конечно, есть слово "удача", но заменить его нужно – "волей Божьей". Господу может быть неугоден твой актерский путь. Ему противоестественно лицедейство. Это сомнительная профессия с Его точки зрения, безусловно. Много сомнительных профессий на Земле вообще, но эта – более других. Но в принципе, удача... безусловно, если тебе улыбается солнце, то есть улыбается Творец, то он и ведет тебя, и ты чувствуешь, что это в радость. Тогда у тебя все получается. Так возникают связи, тебя видят и отмечают. А бывает, что путь другой, и не только в провинции. И в Москве очень много талантливых людей незамеченных, и они страдают ужасно. Это очень печально – нераскрытые дарования. И таких случаев много. Поэтому говорят: "Пошли удачу, Господи".

- Актеры – очень суеверный народ. Насколько суеверны вы?

- Я не суеверен нисколько. Нет, ни в коем случае. Суеверие – это отсутствие веры. Это ты в суете, вроде веришь и не веришь. Нет, между двух стульев не сидят. И двум господам не служат.

- Есть ли у вас любимые актеры, режиссеры, с кем вам хорошо работается?

- Вообще? Это сложно. Я назову тех, с кем работал в Израиле, – Наталью Манор, Люсю Дубинчик, Павла Кравецкого, Сашу Демидова. Обязательно надо назвать сценаристов – Давида Кона и Ефима Абрамова. Я хотел бы упомянуть и Зеэва Фельдмана, это доктор психологии, который любезно предоставил нам свою квартиру, в которой мы снимали семью Авраама Гольда. Я был окружен потрясающей заботой, любовью, радостью во время всех моих перипетий.

- Наверное, надо очень любить свою профессию, чтобы так играть, как вы. Но я знаю, что вы сомневались в выборе профессии, вы из нее уходили и, в конце концов, вернулись, чтобы остаться. Видимо, это было дано вам в испытание?

- Вы сейчас очень мудро сказали, да, мне нужно было пройти определенное и очень тяжелое испытание, и я его прошел. Сейчас у меня есть возможность как бы еще раз проявиться, хотя я был в большом сомнении, что вернусь на круги своя. Мне предлагают много ролей, но далеко не все они такие, как Авраам Гольд. Сегодня снимается очень много всяких сериалов, такого среднего плана, низкопробных. Драматургия оставляет желать лучшего, режиссура – как конвейер. Бывает, такой материал получишь, что не знаешь, что с ним делать, что выдумать, чтоб скрасить. Бывает, связываешься, а потом жалеешь.

- Когда-то серьезные актеры относились к сериалам как к искусству второго сорта. Но, с другой стороны, благодаря сериалам актеры могут нормально жить.

- С другой стороны, да, это есть возможность прокормить себя и семью. Но за этим стоит опасность, что ты что-то не сделаешь, что ты проиграешь. А это – горечь.

- Вы снимаетесь в каких-то сериалах?

- Да, вот сейчас Михаил Козаков затевает очень интересный проект под названием "Очарование зла", автор сценария Бородянский, это шесть серий, о белой эмиграции, 20-е годы, об агентуре НКВД, которая занималась вербовкой агентов в Париже.

- Ну, он халтуру снимать не будет. А вы кого играть будете?

- Я играю очень интересную роль, человека по имени Дуглас, он – руководитель контрразведки в Париже в те времена и непосредственно руководит и вербует всю белоэмигрантскую "мишпуху". Сценарий очень интересный, впервые будет сказано о том, о чем люди не догадывались и до сих пор не догадываются. Я очень верю в Козакова как в талантливого режиссера. И такой тандем: Бородянский – Козаков, и группа артистов – а он набирает только по своему сердцу, кого любит и в кого он верит.

Параллельно я приступил к съемкам 179-серийного фильма, это совместная работа России и Голливуда, это сериал об интермоде, о моделях и том, что происходит в модельном бизнесе. И я буду исполнять роль главного менеджера по набору моделей и всего персонала для этой "Интермоды".

А недавно я отснялся в этой же кинофирме – " Талисман любви", я сыграл – после раввина – опасного бандита XIX века, убийцу, которого все принимают за светского богатого князя, очень доброго.

- Я еще должна вас спросить о вашей роли телеведущего. Как вы, человек того поколения, коммунистического, если можно так высказаться, смотрите на то, что открывается в ваших передачах "Как это было"?

- Я думаю, что эта передача была создана только во имя того, чтобы, наконец, по возможности сказать правду о том, что было под замком и лежало в архивах КГБ многие годы, то есть снять покров тайн, пригласить живых еще непосредственных участников тех самых событий. Эта передача связана с жуткими поворотами и катаклизмами истории. И люди рады, что у них наконец появилась возможность сказать правду.

- Словом, вы гордитесь своим участием в этом проекте?

- Да, я очень рад, хотя это тяжелая работа. Я не политолог, я не журналист, не историк, но меня вызвали и предложили, поверили мне, что я смогу.

- Давайте поговорим о семейной жизни. Ваша жена имеет отношение к искусству?

- Имеет. Она когда-то закончила школу-студию МХАТ, когда-то работала в театре, снималась. Но потом родился ребенок, особо помогать было некому. А в последнее время, когда Даниил стал подрастать, она занялась режиссурой, и у нее свой небольшой детский театр, она ставит замечательные спектакли, очень талантливый человек, она и рисует, поет.

- Сколько вашему Даниилу?

- Ему уже 11-й год пошел, а старшему, Михаилу, 22 года.

- А вы бы хотели, чтобы дети стали артистами?

- Не знаю. У меня нет такого нетерпимого отношения, как часто бывает в актерских семьях, что – о, нет, только не как мы, никогда и ищут другие поприща. У меня нет такого. Например, Михаил долго что-то искал по душе, пробовал, но ничего, кроме тяги к театру, в себе не нашел. Я не стал его отговаривать. И он без меня, без всяких моих звонков, пошел, поступил и закончил блестяще Вахтанговское училище. Я не ожидал. Сейчас он поступил в театр, снимается в кино, и со мной в одном сериале сейчас будет сниматься, но это только начало. Еще есть у меня дочь, самая старшая, моя любимица – Мария. Она закончила Московский университет и парижскую Сорбонну, знает шесть языков. Она тоже снялась со мной в фильме "Под небом Вероны", сыграла итальянку Лючию – всю роль провела на итальянском языке, еще и помогла нашей группе в Вероне как перевеводчица. Но она не актриса, она – лингвист.

- А как вам удается поддерживать такую блестящую спортивную форму? Вы занимаетесь восточными единоборствами, как я слышала?

- Да, я занимаюсь этим лет тридцать пять. Я даже зарабатывал этим на пропитание, вел группы, вот при болгарском посольстве была прекрасная группа детей, я с ними занимался. А сейчас я просто поддерживаю форму, как только есть время, то разминаюсь, провожу тренировки, приходят какие-то ребята, прямо здесь, на природе.

- Для вас не приглашают каскадеров, вы сами исполняете какие-то трюки?

- Да, если, конечно, это не прыжки с самолета. А драться – я могу и поставить драки, и участвовать в них – если разрешают. Есть ведь вещи, которые не разрешают делать, – а вдруг что-нибудь сломаю.

- В актерах, наверное, как ни в ком другом, профессия так крепко сидит, что не удается от нее освободиться ни днем, ни ночью. Как вы расслабляетесь?

- Я стараюсь не ввязываться в такое количество работы, чтоб не было просвета. Это всегда сказывается и на состоянии работы, и на состоянии просто физиологическом, биологическом. Это – негатив. И как правило, у меня не бывает такой запарки, что я не успеваю отдохнуть, посвятить время детям или еще каким-то делам. Нет, у меня всегда есть отпуск и время занятий своими делами, я же много пишу, у меня есть пьесы, сценарии. Вот сейчас выйдет моя книга, роман, это книга-сказка, для детей старшего возраста, а может, и для взрослых.

- У вас такая пестрая, интересная жизнь, что хватило бы на автобиографический роман. Не хотите написать?

- Ну, есть у меня, еще не такой большой, есть сценарий, но я как-то этим не занимался. А вот сейчас, возможно, и займусь. Попробую.