В 36 пет он был на волос от наивысшего госпризнания. Чуть не удостоился Ленинской премии за театральную работу, сочтенную критиками новаторской. "Актер удивительно виртуозно балансирует на грани "легенды" и "были": он вводит на сцену подлинную русскую народность, которой так не хватало нашему театру в годы культа личности. Ведь изображение народных типов часто сводилось к показу "массовндных простачков", рядом с которыми монументально возвышались "передовики" цельнометаллической ковки". Так в 61-м году писал авторитетный Григорий Бояджиев о роли Теркина в исполнении Бориса НОВИКОВА.
ЗРИТЕЛЬСКОЕ ПРИЗНАНИЕ этой работы пришло мгновенно - в день премьеры в Театре Моссовета. Бывшие фронтовики в зале плакали, а Твардовский радостно обнимал Новикова за кулисами, приговаривая строчку из собственной поэмы: "Это был, конечно, он!" Однако награда героя не нашла. Возможно, у членов комитета по Ленинским премиям завелись собственные контр-соображения, но скорее всего соответствующую обработку мозгов провел главреж театра Юрий Завадский. Похоже, считал, что его артисту не по возрасту подобная честь. Новикову передали слова Юрия Александровича: "У меня нет Ленинской, еще ни Вера, ни Слава не имеют..." Подразумевались Марецкая и Плятт - актеры старшего поколения и, что немаловажно, ближнего к Завадскому круга, к каковому Борис Кузьмич никогда не принадлежал.
В общем, премии он не получил, зато ревность партнеров себе обеспечил. Его вдова, вспоминая те годы, называет происходившее не иначе как травлей. Один известнейший, по праву любимый публикой артист отрастил на Новикова зуб такой величины, что, когда двумя годами позже тот уходил от Завадского, "доброжелатель" не погнушался обзвонить театры, с которыми у коллеги намечался альянс, и хладнокровно дискредитировать товарища по ремеслу. Так была, например, разрушена договоренность с Михаилом Царевым о переходе в Малый. А вот Валентин Плучек оказался к наветам не восприимчив и взял нашего героя в труппу Театра Сатиры, где тот прослужил с 63-го по 72-й год. Правда, второго Теркина судьба ему не подбросила, но работал достойно, талантливо, с выдумкой. Когда Высоковский вслед за Новиковым вводился на роль аптекаря в "Интервенции", то попросил разрешения играть с теми репликами, которые Борис Кузьмич сам для себя досочинил. Новиков был не против.
ЕСЛИ В НАЧАЛЕ 60-х артист сделался театральной легендой столицы, то кинематограф принес ему еще и всесоюзную славу. Он дебютировал у Юлии Солнцевой, в 55-м ("Ревизоры поневоле"). После чего Владимир Басов без пробы утвердил его на роль Витеньки Шубникова в дилогии "Первые радости" и "Необыкновенное лето". А там понеслось-покатилось. Своими киноуниверситетами Новиков считал съемки у Герасимова в "Тихом Доне". Кстати, мэтр любил повторять, что бывают актеры просто хорошие, а бывают - интересные. И, надо полагать, относил Новикова ко второму типу.
Борис Кузьмич снимался у Довженко, у Райзмана, которого очень любил, переиграл множество колоритнейших хитрецов, дураков и даже злодеев у других режиссеров. Достаточно вспомнить картины "Донская повесть", "Казаки", "Испытательный срок", "Друг мой, Колька", "Уроки французского", "Белые росы". На кинематографическом счету актера свыше ста ролей, но широкая публика крепче всего запомнила и, как ни странно, полюбила оборотня Тараса - Илью из сериала "Тени исчезают в полдень" - этакого червяка, готового приспособиться к любым жизненным обстоятельствам (определение режиссера Краснопольского). Присказка "загремим под фанфары" вошла в поговорку; встретив Новикова на улице, бесхитростные зрители изумленно бормотали: Купи-продай пошел... Кстати говоря, Борис Кузьмич был не по-актерски скромен: если случалось вместе с группой представлять картину публике, в зале обычно возникало оживление, раздавались хохот, выкрики в его адрес, а он, как бы стесняясь своей славы, прятался за спины коллег.
Что касается легендарного персонажа из "Теней...", артист придумал его от "А" до "Я", раскрасил образ нюансами - от легкого заикания, вечно бегающих глаз до потребности озираться - из боязни, что ударят. Его мимика на крупных планах поразительно разнообразна, он был абсолютно органичен в своих придумках - не боялся отвернуться от камеры, почесатъся,. передернутъся. На площадку приносил не только досочиненные реплики, но порой и режиссерское решение сцены. (Причем сожалел, что так и не занялся всерьез режиссурой.)
АКТЕРСКАЯ СУЩНОСТЬ Бориса Новикова превалировала даже над инстинктом самосохранения: он готов был, если нужно, лезть в холодную воду или ползти по снегу, совершенно себя не щадя. Но самое главное -удивительным образом умел в рамках выразительного, часто острохарактерного внешнего рисунка играть драму, пользуясь полукрасками, полутонами. Недаром одной из сенсаций телесериала "Адъютант его превосходительства" стал пятиминутный монолог ювелира Либерзона - маленький шедевр большого артиста. Нелепой внешностью и характерным выговором старого еврея, к которому обобравшие его же чекисты приходят за советом, Новиков только подчеркнул безысходную драму этого человека. Драму, с которой Либерзон почти уже примирился. Большевики ликвидировали дело его жизни, петлюровцы походя убили сына, впереди - старческая немощь, скорая смерть в нищете. И жив-то он только остатками нежности и сострадания к жене, сознанием необходимости скрасить ей безрадостный закат. Если и стоило выдумывать школу Станиславского, то, наверное, только ради таких пронзительных и безусловных работ, когда человек просто сидит и разговаривает в кадре, а тем временем его прошлое и будущее проступают перед зрителем как на ладони...
Последние двадцать с лишним лет Новиков страдал диабетом, оттого и из театра ушел - хотя иные ошибочно утверждают, будто он покинул сцену из-за пристрастия к алкоголю. Впрочем, что касается спиртного - какой русский артист без греха? Но кинорежиссеры на Новикова вроде бы не обижались: на площадке не подводил. Другое дело, будучи под шофе, мог позвонить в свободное время, скажем, Краснопольскому: "Аркадьич, пойдем, с собакой, что ли, погуляем". (Учитывая московские расстояния, Владимир Аркадьевич порой отвечал: "Да пока я доеду, твоя собака описается...") Из-за питейных проблем артист не ездил с выступлениями по стране: сорваться боялся. Во все киноэкспедиции его сопровождала супруга Надежда Антоновна, разве что к Ускову с Краснопольским отпускала спокойно: группа у них была малопьющая.
В ПОСМЕРТНОЙ СТАТЬЕ о Новикове в одной из центральных газет писали, что в последние годы жизни Бориса Кузьмича его семья сильно нуждалась. Правда, Ярмольник присылал от "L-клуба" по 200 долларов ежемесячно, но этого хватало только на питание, а для настоящего лечения было недостаточно. Тогда жена артиста, в надежде продлить его дни, попросила Союз кинематографистов заранее выдать деньги, причитавшиеся на похороны. Но вернуть Бориса Кузьмича к жизни это уже не помогло. Его ухода почти никто не заметил: в Москве гремел фанфарами Международный кинофестиваль.
Нельзя сказать, что Бориса Новикова сегодня забыли - фильмы с его участием крутят по ТВ, даже сняли программу из цикла "Чтобы помнили". Правда, передача как-то не очень обозначила его личность, да и место в актерской иерархии не прояснила. А между тем это место профессионала общенационального масштаба. Или просто - народного артиста. Без натяжек и преувеличенной посмертной комплиментарности.