Я встречался с Леонидом Филатовым, когда готовил для радио интервью с известными деятелями кино, театра, литературы под рубрикой «Откровенно говоря...». Это, признаюсь, была изматывающая нервы работа, поскольку приходилось неделями и месяцами уговаривать знаменитостей уделить мне полчаса времени. Без всякой надежды получить быстрое согласие на встречу позвонил я и Леониду Алексеевичу (хотя и слышал, что у него неважно со здоровьем). Каково же было мое удивление, когда в ответ услышал: «В начале следующей недели вас устроит?» «Да-да, конечно!» – почти закричал я.
Это интервью пошло в эфир с обидными сокращениями. Сегодня мы можем опубликовать его полностью.
– Леонид Алексеевич, как известно, все начинается с детства. В нескольких словах расскажите о вашем детстве.
– Родился я в Казани. Отец был геологом, поэтому семье приходилось постоянно переезжать с места на место. Детство и юность прошли в Ашхабаде. В школе ставил вместе с друзьями спектакли, начал писать стихи. Но отнюдь не был пай-мальчиком. Я жил недалеко от нового университета, и нередко мы шли лупить ребят, живших возле старого университета.
– Вражда была на национальной почве?
– Нет, никакой национальной розни у нас не было, я дружил с ребятами разных национальностей.
Просто они жили там, а мы здесь, вот и все. С помощью мамы завязал связь с местной газетой. Мама показала мои стихи поэту Юрию Рябикину, который работал в редакции.
– Что-нибудь помните из своих детских стихов?
– Конечно! Вот, например:
Мама папе говорит:
Коле путь всегда открыт,
Пусть актером Коля будет –
Через сцену выйдет в люди.
А потом, быть может, скоро
Станет кинорежиссером.
– Так что вы с детства предви дели свою судьбу?
– Ну, режиссер из меня все же не получился – всего одну картину поставил, да и то, считаю, неудачно.
После окончания школы мы с друзьями отправились в Москву испытывать свою удачу – поступать в театральное училище. Я подготовил к экзаменам прозаический отрывок, стихи решил прочитать свои, но назвав вымышленную фамилию автора. Вместо басни выучил стихотворение Феликса Кривина, по форме похожее на басню. Но, как оказалось, для поступления на режиссерский факультет надо было иметь трудовой стаж и к тому же режиссерскую разработку. А что это такое, никто из нас понятия не имел.
Ребята, приехавшие вместе со мной, решили идти на актерский, и мне ничего не осталось делать, как последовать их примеру.
– В какое училище вы решили держать экзамены?
– Все пошли поступать в Щукинское – ведь там учились Анастасия Вертинская, Никита Михалков, которые были нашими кумирами. Но поступил из нашей группы только я, остальные «пролетели».
– Леонид Алексеевич, а у вас позже не было желания сменить амплуа – ведь многие актеры переходили в режиссуру или совмещали режиссерскую работу с актерской?
– Таких удачных примеров мало. Я, пожалуй, могу назвать двоих – Никиту Михалкова и Николая Губенко. Почему некоторые актеры становятся режиссерами или пытаются освоить эту профессию? Потому что режиссер – профессия независимая, а актер зависим от режиссера. Я всегда считал и считаю, что режиссурой должны заниматься люди, для этой профессии предназначенные. Я один только раз позволил попробовать себя в этой роли, сам написал сценарий «Сукины дети» и сам его поставил. Это спектакль об актерской профессии – о том, что я лучше всего знал.
– Время, в котором вы начинали свой творческий путь, вошло в историю как время хрущевской «оттепели» – в обществе повеяло свободой...
– Да, вы правы: мы, студенты, ставили у себя в училище инсценировки по произведениям Солженицына, Шукшина – никто нас не ограничивал. Я однажды сам сочинил отрывок, якобы, из произведения Артура Миллера и сыграл его перед нашими преподавателями. Некоторые приняли мой розыгрыш за чистую монету.
– После окончания училища вы поступили в Театр на Таганке?
– Да, это была моя мечта – ведь там был Любимов, там играл и Владимир Высоцкий, Алла Демидова, Валерий Золотухин. Но первые два года у меня не было серьезных ролей, я очень переживал это. И меня чуть было не соблазнил Аркадий Райкин перейти в его театр, главные роли предлагал.
– А почему именно Райкин вами заинтересовался?
– А я ему в силу того, что мало был занят на Таганке, написал пьесу «Время благих намерений».
– Но от предложения перейти в его театр все же отказались?
– Да, к счастью. И вскоре получил большую роль – Автор в спектакле «Что делать?» по Чернышевскому. Но мне все время не везло: дали еще роль Раскольникова в пьесе «Преступление и наказание», а у меня пропал голос. Предложили роль Самозванца в «Борисе Годунове», а мне пришлось лететь в Колумбию на съемки фильма «Избранные» к режиссеру Соловьеву.
– Это была интересная работа?
– Это была адская работа – очень трудно играть человека невероятно богатого, следовательно, совершенно свободного. Я не имел такого опыта в жизни. К тому же Сергей Соловьев фантазирует по ходу съемок совершенно непредсказуемо.
Я очень многому научился у Любимова, но получалось так, что в театре оттачивал свое мастерство, а все накопленное нес в кино. У меня такое ощущение, что я из таких людей (без кокетства), которые родились, чтобы быть артистами
Однако этого ощущения мало – надо еще иметь что сказать зрителю.
– А разве работа в кино не учит?
– В театре ты живешь, часто и много общаешься с коллегами. А в кино – некогда. Либо ты ас и с блеском сыграл свою роль, либо ты – никто и тебя больше не пригласят.
– Вы играли в семнадцати фильмах. Какие из них вы считаете самыми значительными для себя, самыми удачными?
– Очень трудный вопрос. Фильмы, в которых я участвовал, – они как дети. Даже если у человека много детей, ему трудно выделить самого любимого, самого красивого.
– Но можно выделить самого удачливого, вызывающего симпатии окружающих.
– Тогда скажите вы, какой из фильмов, в которых я снимался, больше всего понравился?
– На мой взгляд, это «Экипаж», «Грачи», «Забытая мелодия для флейты», «Чичерин».
– Ну что же, я могу согласиться с вами. Я бы тоже поставил «Экипаж» на первое место, но не как зритель, а как актер. Мне было очень интересно работать с Сашей Миттой и очень трудно. У него интересный подход к работе с актером – ты прочитал сценарий, ты профессионал, значит, ты должен знать, как вести себя в кадре, что играть. Но если он в чемто не согласен с твоей трактовкой, то будет отстаивать свою позицию. Вот так, в спорах, в понимании друг друга и идет, как говорят, «производственный процесс». Во второй картине мы уже понимали друг друга с полуслова.
– А когда произошла ваша творческая встреча с Эльдаром Рязановым?
– Когда Эльдар начал снимать «Забытую мелодию для флейты», я еще был занят на другой картине, но как только поговорил с Эльдаром, тут же помчался к нему читать сценарий. И мы сразу начали работу – репетировали сцены, снимали их на монитор, обсуждали, чтото переосмысливали, переписывали текст.
У меня было много счастливых встреч с замечательными людьми, они, можно сказать, связаны единой цепочкой – благодаря Альберту Бурову, моему преподавателю в Щукинском училище, я пришел в Театр на Таганке к Любимову, благодаря Любимову познакомился с Борисом Можаевым, Федором Абрамовым и так далее.
– Вы написали великолепные стихи о Пушкине...
– Я уже в тринадцать лет знал наизусть почти всего Пушкина, а с годами он становился для меня все ближе. С каждым разом, когда я к нему обращался, он становился мне все ближе и ближе, каждый раз находил в нем что-то новое, удивлялся этому.
– Что вы считаете самым главным в профессии актера?
– По-моему, актер должен быть неравнодушен к окружающей жизни, насыщенной множеством событий, он должен ценить тепло человеческого общения. Меня раздражают актеры мало знающие, мало думающие – они мне неинтересны.
– Кто из артистов был вашим кумиром в детстве, в юности?
– Чарли Чаплин.
– А в зрелом возрасте?
– Я очень люблю польских кинематографистов – Анджея Вайду, Збигнева Цыбульского, Барбару Брыльску и других.
– А какую роль в вашей жизни, в вашей работе играет музыка?
– С музыкой отношения сложные. Я, по-моему, совершенно лишен слуха, хотя очень часто что-то напеваю. Когда учился в театральном училище, на мои стихи ребята писали музыку. Но сам, увы, не пою.
– Но, играя Чичерина, вы пели «Веселого птицелова».
– Когда я кончил петь, свитер на мне можно было выжимать – он был мокрым от пота. В роли Чичерина я свободно разговаривал на английском, французском и итальянском языках, которые знал нарком. А сам ведь я не знаю толком ни одного. Знаете, как говорят, «если зайца бить, он может выучиться спички зажигать».
– Вы получаете письма от зрителей?
– Естественно. Большинство писем – теплые. Благодарят, поздравляют с успешно сыгранной ролью.
Бывают и критические – это меня не обижает: каждый имеет право на свое мнение. Но некоторые зрители позволяют себе оскорбления, пытаются поучать. Очень жаль таких людей, они не понимают, что оскорбляя незнакомого человека, оскорбляют самих себя.
– Что вам больше всего не нравится в жизни?
– Ненавижу глупость – от нее происходят все наши пороки, все ошибки. Ненавижу малодушие. Очень переживаю, когда впустую тратится время.
– А каких людей вы цените?
– Есть люди, для которых способ жизни буквально на рефлекторном уровне – настолько эти рефлексы для них органичны. Эти люди не размышляют и не анализируют долго – можно ли вот это в той или иной ситуации делать или нельзя, они сразу понимают, что это пакость, в этом участвовать нельзя. А этому надо еще и противостоять. А вот в этом надо обязательно поучаствовать.
Естественно, это сумма уже почти бытовых, даже не столько интеллектуальных, а почти чувственных качеств, но она из чего-то складывается. Так или иначе все исходит из семьи, из образованности, из духовности, которые тоже ведь не из воздуха берутся, не возникают сами по себе. Хотя говорят, что есть люди, интеллигентные от природы.
Мало, помоему, быть просто знающим человеком, можно прочитать всего Толстого и Пушкина, и Гюго и при этом остаться дикарем.
Что касается духовности – нельзя вырвать отдельные цитаты из Евангелия или выучить десять заповедей и решить, что это все, что нужно.
Нет, жизнь настолько разнообразна, что иногда трудно разобраться, что есть хорошо, а что плохо, потому что плохое иногда рядится в хоро шее.
Я поблагодарил Леонида Алексеевича за интервью, а он подарил мне на прощанье тоненькую книжечку своих стихов с надписью: «Игорь Васильевич! Добра вам и счастья.
Живите долго и счастливо. С уважением Леонид Филатов». Я пожелал ему того же, но, увы, мое пожелание ему долгой жизни не сбылось.