Марина Голуб: Для меня это очень важно – не превратиться в статую самой себе

Марина, Вы играете в пьесе «Трехгрошовая опера» Кирилла Серебрянникова. В чем ее отличия от других постановок?

- Я видела две постановки «Трехгрошовой оперы»: в театре Сатиры, где Мэкки-Ножа играл Юра Васильев, а потом – спектакль в театре у Кости Райкина, в постановке Володи Машкова. Вы знаете, и в том, и в другом случае мне казалось, что это мюзиклы. Адаптированные мюзиклы, некая выжимка из "Трехгрошовой оперы". В меньшей степени в театре Сатиры, в большей – в Сатириконе. Хотя и там, и там были свои большие удачи.

Мхатовская постановка кажется мне более глобальной. Взята пьеса Брехта, взят весь музыкальный материал Вайля - все, что он написал для этой пьесы. Это живой оркестр, это совершенно невероятная декорация. Очень часто режиссеры любят адаптировать спектакль к настоящему времени, это же спектакль без времени, спектакль, попадающий в сегодняшний день.

Он рассказывает о тщетности наших надежд и чаяний. На примере людей второго сорта – бандитов, убийц, бомжей – дан срез абсолютно сегодняшней нормальной жизни. Что на самом деле мы все окунулись в некое море беспредела – и люди нормальные, и люди ненормальные, которые живут порядочной жизнью – мы все ходим очень близко от края, пользуемся иногда тем, что те приносят сюда, а мы отдаем им. И все так переплелось сегодня, что мир пришел к дикому кризису, потому что кто-то когда-то кого-то обманул, кто-то когда-то что-то придумал, потом все это рухнуло, и все теперь едят этот компот.

Наверное, об этом наш спектакль. О том, кто мы, что мы. Дорога ли нам жизнь? Дорога ли нам жизнь другого человека? Или мы все зациклены только на себе, а после меня хоть потоп.


Ваша героиня – Селия Пичем – дама монументальная. Вы, в этом образе совершенно неузнаваемы. Кто придумал этот образ и почему именно такой?

- Придумал этот образ Кирилл (Кирилл Серебряников, режиссер спектакля – прим.ред.). А вообще он был в пьесе прописан. Но я никогда не думала, что эта роль может быть такой. Знаете, как иногда бывает? Дают тебе роль, ты думаешь: «Ну, понятно, роль второго плана, такая бабец… и все такое».Кирилл придумал этот образ, решил, что я буду брюнетка с сединой. Он сказал: «Я хочу, чтобы у тебя были толстые ноги, чтобы ты была таким раздутым шаром, женщина без форм». И так получается, что на протяжении всего спектакля я очень меняюсь: какая я в начале спектакля и какой прихожу к концу – это несколько совершенно разных ипостасей одной и той же женщины. Это сделано для того, чтобы показать насколько зло меняет человека. Ты отдала душу дьяволу, но при этом ты хорошеешь.

Вообще, в этом мире очень много зависит от женщины: мы даем жизнь, мы ее можем и забрать. Что, кстати, и происходит в "Трехгрошовой опере".

И вдруг, во время репетиций, уже на предпремьерном спектакле, я вдруг поняла, что Селия Пичем – движущая сила всей пьесы. Она решила, что надо сделать, муж ответил «Давай!», затем она же пошла, договорилась, обманула и не заплатила, и выстроила всю ситуацию так, что фактически довела Мэкки до виселицы. И потом принесла траурное платье и сказала:«Давайте будем повеселее!»

Бывают такие роли, в которых на самом деле важна химия. Я понимаю, что эту роль нужно сыграть на уровне химии. Я должна что-то такое внутри себя придумать, чтобы каждый мой выход - а их много, но они достаточно короткие – был как отдельный миниспектакль. И если это получилось, то «ура!», а если не получится, то кошмар (смеется).


Это не первая Ваша совместная работа с Кириллом Серебрянниковым – большим экспериментатором в кино и театре. А как Вы относитесь к экспериментам?

- Я фактически только к экспериментам и отношусь. Я люблю экспериментальное искусство, авангардную живопись, очень люблю авангардный балет, музыку. На самом деле, все, что существует под другим углом зрения, вызывает во мне определенные эмоции и понимание. Поэтому мы с Кириллом сразу друг друга и нашли. Он пытается препарировать сегодняшний день – а это самый неблагодарный труд. Это всегда мало кто понимает, это всегда бьется критикой, потому что каждый про сегодняшний день что-то знает. И я знаю, что критики часто пишут хвалебные статьи о классических спектаклях, но все, что касается авангарда, современных направлений, всегда вызывает огромный шквал критических публикаций.

Я прочитала критическую статью по поводу нашей Оперы и ужаснулась, насколько люди не понимают, что такое Брехт, и может даже пьесу не до конца читали. Когда они пишут «создатели идут эстрадным ходом»… Брехт – это классическая эстрада, выход к микрофону, кабаре. Это то, что потом превратилось в эстраду. Брехт, конечно, перевернулся бы в гробу, царство ему небесное, узнай он о том, в какую это эстраду превратилось. Но это так. И когда об этом пишут критики, мне смешно. Я тогда не понимаю, как вы хотите, чтобы мы играли? Петелька, крючочек? Когда он пишет о том, чтобы актеры не боялись подходить к микрофону, легко, переворачивая шнуры, отходя от роли, обращаясь с всем совершенно свободно. Мы не побоялись.

Какие яркие образы?! Зачем Голуб одели толстые ноги?! А зачем, скажите мне, Сирано приклеили нос? Вы считываете что-то? Вам это что-то дает? Не дает – жалко. Мне дает!

Я понимаю, что она пьющая, уже давно нелюбимая своим мужем, что уже никакой жизни нет, и вообще ничего не происходит. Одна надежда – дочь, и то она куда-то не туда пошла. И вот в этих ногах, в этом раздутом теле такая невероятная энергия и силы. И она может взять себя в руки и привести в норму и форму. И всем еще дать фору.

Удивительно бездарно пишут. И мне порой так жалко, что нет таких, как, например, был Белинский. Читаешь его статью и понимаешь, в чем ошибка, почему должно быть так или иначе. Он тебя препарирует и говорит, что сделано, а что нет.

А когда тебе ничего не объясняют, а просто говорят: «Сам дурак!»… И что?

У нас большой успех, серьезная премьера во МХАТе! Брехт во МХАТе – а это не мхатовский спектакль – это проба пера, это проба направления. Но Олег Павлович (Табаков – прим.ред.) на это пошел! Он, оказывается, умнее всех этих критиков. Он не любит Брехта и говорит об этом, но тут же добавляет: «Делайте, пускай будет!» Потому что он современный, и он нам доверяет.


В спектакле «Гамлет» вы играете Гертруду. Видела несколько постановок и честно скажу, мхатовская постановка – моя любимая. Ваша Гертруда в начале спектакля очень сдержанная и строгая дама, но затем с ней происходит разительная перемена. Горе и боль старят ее, превращая в старую сломленную женщину. Как Вы работали над этой ролью?

- Мне очень приятно, что Вы мне это говорите, потому что для меня эта роль была и остается очень важной.

Ведь у Шекспира роль Гертруды была небольшая. Но когда ты говоришь, что играешь Гертруду, все сразу: «О! Гертруда! Это да!». А там на самом деле одна сцена с сыном и несколько выходов небольших. Но опять же, это та роль, та пружина в спектакле, из-за которой все происходит. Не было бы ее - не было бы повода.

Недавно я прочитала очень интересную книгу Апдайка «Гертруда и Клавдий» о жизни Гертруды. Книга заканчивается ровно на том месте, где начинается пьеса Шекспира. Заканчивается словами «Ну, дальше Вы знаете, что происходит».

В книге речь идет о том, какой была эта женщина, как полюбила, как убили ее мужа, как она вышла замуж за Клавдия, с которым у нее давно роман. Ведь на самом деле, Клавдий был умнее своего брата, он был тонок, прекрасен, интеллектуал, а тот был солдафон. И когда ее в первый раз выдавали замуж, она говорила, что не испытывает к будущему мужу никаких чувств, что он мужлан, главное для него – война. Другое дело Клавдий.

В книге есть описание Гертруды – я на нее очень похожа. Она была пухленькая, с зелеными глазами, светлыми волосами немножко с рыжинкой, с прямым носом. Там даже был рисунок, напоминавший мою фотографию. Я даже подумала: «Надо же, прямо я!»

Но после свадьбы изменения с Клавдием произошли на ее глазах. И она сказала, что власть никого не делала лучше. Он стал королем, и все изменилось.

И когда я читала, то поняла, что дико хочу оправдать эту женщину. Её играли по-разному. Эта сцена с сыном, когда она осознает весь ужас положения. Она так влюбилась, что ей было все равно, убьют ее мужа или нет. Она понимала, что не хочет, чтобы он умер. Но когда его убили, она даже не стала выяснять обстоятельства его смерти.

Почему она так быстро вышла замуж, «не износив башмаков»? если бы это не случилось так быстро, может быть, Гамлет ничего бы и не заподозрил. Прошел бы год, два. А она не выдержала и тут же вышла замуж. Такая спешка навела на подозрения. И для меня это было очень важно.

Потом, когда мы обсуждали это с Юрой Бутусовым, он мне говорит: «Вот скажи мне в оправдание этой роли, что дальше?». А дальше, когда она все-таки осознает свою вину, она стареет. Как женщина в возрасте – она держалась, а здесь сломалась, стала разваливаться. Просто стала стареющей женщиной, когда не получается "держать лицо", когда развивается болезнь Паркинсона, когда начинают седеть волосы. Когда из женщины уходит тонус. Опять же она начинает видеть, как Клавдий нервничает, упрекает ее из-за сына.

Там очень много тонкостей, которые у нас, на мой взгляд, правильно решаются. Она сына не любила. И Гамлет не любил свою мать. Он любил отца, которого убили. Но с матерью у него не было контакта. Я так и играю, что это нелюбимый сын, он немного меня раздражает. Понимание и любовь приходит потом, когда уже поздно.

Я очень дорожу этой ролью. Это такие роли, которые остаются для тебя навсегда. Мне повезло. Я сыграла Дорину в «Тартюфе», Гертруду, а теперь и Селию Пичем. Одни из лучших ролей мирового репертуара.


Как легко Вы переключаетесь с одного спектакля на другой, ведь они такие разноплановые?

- Я не люблю, когда у меня «Тартюф», а сразу на следующий день – «Гамлет». Мне легче сначала сыграть «Гамлета», а потом «Тартюф». Не люблю играть «Гамлета» подряд. Нельзя этого делать, это трудно. Надо набрать «про что», надо набрать «о чем». Спектакль нельзя играть нечестно. Нельзя взять левой ногой и сыграть «Гамлета», нельзя до этого пить-гулять, а потом выходить на сцену. День перед спектаклем нужно настроиться. Я всегда приезжаю раньше, потому что я должна от всего отключиться.


Как Вам работается со слаженной командой Хабенский-Пореченков-Трухин-Бутусов?

- Роскошно! Они же потрясающие! На самом деле мальчики потрясающие! Они не зря любимцы публики и герои сегодняшнего времени, потому что они все замечательные люди, они разные, но невероятные личности, невероятные таланты. Они могут все! Представляете, как они работают? Сейчас Юра Бутусов работает без них, и он рассказывает, что ему гораздо больше приходится объяснять другим актерам. Эти же схватывают с полуслова. Он чуть скажет – а они же начинают показывать то, это. Они очень сильные актеры, сильная команда. С ними всегда нужно держать ухо востро. Они с большой внутренней иронией, они не дадут тебе спуску. В конце сезона были гастроли в Риге, и что-то я не так сыграла, они пришли ко мне и начали отчитывать. Я разрыдалась, с ними поругалась, сказала «сами дураки» и т.д. Но они всегда могут красиво извиниться, сказать: «Ну что рыдаешь, мы ж тебя любим». Они настоящие.


А как Вам работалось с Константином Райкиным?

- Я хочу сказать, что это огромный мой опыт. При том, что я тогда была совершенно без мозгов – был такой период в моей жизни, с большим чувством собственного достоинства и гонора. Костя меня научил, и он меня сломал, в хорошем смысле этого слова, сказав, что в театре так существовать нельзя. Как говорила моя мама, театр – это растоптанное самолюбие. Ты должна немного сдерживать свои амбиции, потому что иначе ты не сможешь работать. Тебе всегда будет казаться, что тебе недодают, тебя обижают, ущемляют. Есть такие люди, которые кроме своего собственного достоинства уже ничего не воспринимают. Они всегда немного обижены.

После того, как я поработала с Костей, совершила некие ошибки, после которых мне пришлось уйти из театра, я поняла, что больше я этого делать никогда не буду.

Еще он научил меня невероятной работоспособности. Костя – не просто трудоголик, он – человек театра. Это, наверное, от отца, Аркадия Исааковича Райкина, с которым я тоже работала.


А как работалось с ним? Они отличаются друг от друга?

- Они абсолютно разные. У Кости есть режиссерский дар, а Аркадий Исаакович был просто гений. Он говорил: «Просто сделай так и все». Это отдельная моя история. Для меня, молодой актрисы, это был особый период в жизни, и я очень благодарна этому человеку.


Чтобы еще Вам хотелось сыграть?

- Может быть, мамашу Кураж. Может быть, леди Макбет, хотя на нее я, наверное, уже опоздала. Не дадут. Я очень хотела сыграть Вассу Железнову, мне казалось, что в этой роли я смогу себя показать в другом качестве. Но параллельно начались репетиции, и уже было невозможно все совместить. Не важно, не пришла это роль, придет что-то другое.

Мне хочется сыграть современный репертуар, хочется попробовать западную пьесу, современную или классику в современном прочтении.

На самом деле, не так много для меня ролей. Они наверняка есть, но вот я не могу так сразу сказать. Я, например, думаю о Чехове. Но мне, наверное, бояться давать это. Хотя я бы попробовала себя в «Чайке» или в «Вишневом саде», но у нас уже есть «Вишневый сад» с Ренатой Литвиновой. Все-таки «Чайка» для меня интереснее.

Хотя Чехов – не совсем мой репертуар, но я бы хотела попробовать. Это играла Чурикова в Ленкоме, мне тоже интересно. Наверное, что-то из Островского можно было попробовать. Я очень хотела играть «Мещан», но Кирилл тогда мне этого не дал.

Есть материал, с которым я пытаюсь сделать вне театра одну работу. Моя дочь – продюсер, и мы хотим сделать свой отдельный проект. Если это получится (а мне очень нравится материал), то будет хорошо.

Я вообще хотела бы сыграть безвременную историю, когда не важно, какой возраст у женщины. Вплоть до того, что можно так поменяться внешне до такой степени, чтобы стать неузнаваемой.

Я бы сыграла что-то старческое, как я играла в «Пластилине». Вообще от возраста много зависит, понимаешь, что тут опоздала, и вот здесь. И вот там. Тут уже ничего не поделаешь. Но все равно, я еще сыграю свои роли.

Знаете, как иногда говорят: «У меня для тебя есть такая роль, такая задумка, давай попробуем пойти в эту сторону». Я сейчас не говорю о каком-то конкретном писателе, потому что, наверное, если сейчас сесть и покопаться, найти можно. Хотя ролей для меня не так уж и много, чтобы было интересно. Но это не страшно. Может быть, я что-то еще в кино сделаю интересное. Именно поэтому я постоянно нахожусь в каких-то пограничных историях: и в театре, и на телевидении работаю. Я добираю эти образы.


В кино Вы достаточно избирательны, чем это продиктовано?

- Просто нюхом. Пониманием того, что не пойду и все.

На самом деле, частое мелькание – это не самое лучшее. Можно сыграть одну роль и все. Мне кажется, что такого хорошего кино, моего, у меня еще не было.

Недавно по телевидению прошел фильм «Свадьба», не тот, что снимал Лунгин, другой – там я играю свекровь. Это хорошая работа, за которую мне не стыдно.

Был очень хороший сериал «Пятый угол», где у меня была замечательная роль. И, наверное, будет еще.

Я сейчас чувствую, как подхожу к этим вещам. Роли ко мне придут, когда будет сценарий для меня. Должно что-то произойти. И я стараюсь сохранить в себе актерские качества, которые мне еще понадобятся.

На самом деле сохранить в себе нужно одно – адекватность сегодняшнему дню. С возрастом меняется твой подход к жизни, что-то тебя обижает, где-то ты «звездишь», чувствуешь свой статус. Если все это отметать и сохранить в себе адекватность происходящему, то можно долго быть на плаву и оставаться востребованной актрисой. Для меня это очень важно – не превратиться в статую самой себе. Может поэтому судьба так и держит меня, растягивая на время роли, работу. Не дает резко взлететь, когда актеры перестают понимать, кто они, когда превращаются в кукол в маске. Не дай Бог такую маску. Я за этим слежу.


Не поступали Вам предложения пойти преподавать?

- К сожалению, мне пока никто не предложил преподавать в школе-студии МХАТ, хотя я уже давно занимаюсь с ребятами, которые там учатся. И очень многих студентов, которые ее уже давно закончили, я в свое время готовила к поступлению туда. На самом деле, я и не очень этим горю, потому что сегодня достаточно востребована в профессии, а преподавание – это большая ответственность. Я не говорю, что там должны преподавать люди, которые совершенно не заняты в театре и в кино, просто этого нужно уделять много времени.

Я занимаюсь с ребятами, у меня есть ученики, которых я веду до сих пор. Они учатся в театральных вузах, а я им помогаю, занимаюсь с ними отрывками, на нелегальной основе (смеется).

Некоторое время назад я начала преподавать в школе Илзе Лиепы – London Body School. Там занимаются и дети, и взрослые. И под конец года, когда у меня был выпуск «Трехгрошовой оперы», я их немного подвела. Дети приходят, меня нет. И заменить меня некому, потому что у меня свой метод преподавания. И я понимаю, что, даже занимаясь один раз в неделю – воскресение – я все равно подвожу людей. А если взять курс и начать с ними заниматься? Что, бросить их? Я же потом умру, в этом смысле я человек очень ответственный.


А что за особая методика?

- Для маленьких детей. Все вместе: и речь, и голос, и актерское мастерство. Все соединяю вместе. Маленькие очень восприимчивы, очень талантливые дети. Сейчас они вообще очень подвижные, все видят, слышат. Все копируют и умеют самовыражаться.


Где вас можно будет увидеть в ближайшее время?

- Хороший вопрос. В Московском художественном театре. В кино я снялась в полном метре, детская картина «Крылья» Алексея Лобанова. Скоро начинаю сниматься у Ярослава Чеважеского, с которым работали над фильмом «Кука». В новом фильме мы будем играть с Ксенией Раппопорт. А дальше поглядим.

Отзывы (0) Написать отзыв

Здесь публикуются отзывы и обсуждения статей.

Сообщения не по теме удаляются.

не видно картинку?

нажмите

код:

Найти

Всего товаров: 0



Самые низкие цены

Аббатство Даунтон(все 6 сезонов+фильмы)


Коллекция Советских мультфильмов


Игра престолов все 8 сезонов за 1000 рублей


Сваты все 7 сезонов+новогодние за 1150 рублей


Чисто Английские убийства 22 сезона


Миллиарды все 6 сезонов за 1100 рублей


Полицейский с Рублёвки все сезоны+Новогодние


Джеймс Бонд все 27 фильмов на 27 двд


Любое копирование материалов сайта без ссылки на первоисточник запрещается.

Яндекс.Метрика