— В своем последнем фильме «Есть там кто-нибудь?» вы играете теряющего память фокусника.

— Я согласился из-за степени трудности. Читая сценарий, я плакал. Позвонил продюсеру и сразу согласился на роль. Потому что плачу я редко. Почти никогда со мной такого не бывает. Это история о мальчике, родители которого содержат дом для престарелых. Он умеет дружить только со стариками. И вот появляется фокусник, которого играю я, и помогает ему найти контакт со своими сверстниками.

— Расскажите, пожалуйста, о вашем десятилетнем партнере по «Есть там кто-нибудь?» Билле Милнере.

— Для меня Билл – особенный ребенок. Я никогда не встречал таких актеров. Обычно, исполнителей-детей муштруют в актерских школах, то есть обучают их штампам, от которых они потом пытаются избавиться. Кроме того, обычно за их спиной находятся, что называется, «театральные мамы», которые пытаются с помощью детей реализовать собственные амбиции. А мама Билла – абсолютно нормальный человек. И нашли Билла не в театре, а в любительском драмкружке. Надо вам сказать, что он ни разу не сделал ни одной ошибки ни во время съемок, ни во время репетиций. Я относился к нему как к равному и был абсолютно уверен в нем как в актере.

— У вашего странствующего фокусника есть реальный прототип?

—Согласившись на эту роль, я по какой-то причине сделал пробор посередине. А когда стал работать с настоящим странствующим фокусником Скоттом Пенроузом, то заметил, что у него тоже пробор посередине. Я тогда подумал: «О, я еще даже не начал как следует работать над ролью, а уже сделал что-то правильно…» Знаете, почему у всех фокусников одинаковая прическа? Из-за Гудини. Все фокусники в знак уважения подражают ему.

— В первом «Сыщике» у вас есть сцена с фокусами, которую вы играете с Лоуренсом Оливье.

— Мы снимали эту очень трудную сцену, а Лэрри – ведущий актер Old Vic и The National Theatre – на площадке всегда был абсолютным боссом. У театральных премьеров – постоянная потребность находиться в свете прожекторов, в красном плаще, в то время как остальные одеты в черное и находятся слегка в тени. Так вот, после этой изнурительной сцены он подошел ко мне и сказал: «Я думал, что работаю со слугой, но вижу, что работаю с партнером…» Это был самый большой комплимент в моей жизни. Мое артистическое кредо – слова Станиславского из «Моей жизни в искусстве»: «Трудно на репетициях, легко на сцене». Поэтому мне ни разу не дали «Оскар» за главную роль. Причина: «Вам слишком легко играется». Они не знают, что, если я произношу какую-то фразу на экране, то я проговорил ее уже тысячу раз дома…

— Энтони Хопкинс на вопрос о подготовке к роли как-то ответил: «Выучи текст и приходи на площадку, вот и все»...

— Я всегда руководствовался словами Станиславского: «Репетиция – это работа, а работа – отдых». Именно так я и поступаю. Много репетирую и до такой степени прорабатываю свои сцены, что персонаж становится моим вторым «я», а никаких метаний на площадке уже не происходит. К тому же важно понимать специфику актерской игры в кино: как держаться в кадре, как реагировать на реплики партнера, слушать… Нам всегда внушали, что актерство – это театр. Но, несмотря на кажущееся сходство актерской игры в кино и на сцене, – это абсолютно разные вещи. Разные вселенные. В кино важна правда, абсолютная реалистичность.

— А как относитесь к актерскому правилу «никогда не играй с животными»?

— О, животные… С ними главное быть собранным и ничего не перепутать, потому что животные сами все время путаются. И как только зверь, наконец, сделает все правильно, вам говорят: «Снято!», и берут именно этот дубль, даже если ты был там просто ужасен! Вот почему с ними надо быть начеку. Вечно выбирают дубль, где животные сыграли, как надо.