— Ни за что! По крайней мере, ничего, что можно было бы назвать западным буддизмом, в ней нет. Я знаю много таких западных буддистов, и они все ужасно злые люди. Еще в университете у меня была подружка, так вот ее приятель был буддистом. И он заставлял ее воровать деньги! Я никак не могла понять, как буддист может допускать такое. Так что мое знакомство с западным буддизмом было весьма разочаровывающим.  

Но я немного знакома с восточной философией, и для меня это совершенно удивительное знание. Потому что она имеет дело с неугомонным человеческим эго. И, пожалуй, няня Макфи совершенно лишена эгоизма. 

— Тогда почему вы во второй раз решили примерить уродливый нос и корсет няни Макфи?  

— Вам она кажется уродливой? Да бросьте! Меня интересовала ситуация конфликта и разрешение конфликта. Это то, что делает историю интересной. А вообще, я люблю играть кого-нибудь уродливого, потому что это освобождает меня от необходимости выглядеть хорошо. Будучи няней Макфи, я могу просто быть, просто играть. Мне не нужно беспокоиться о том, как я провела вчерашний вечер. О, я уже не в том возрасте, чтобы гулять ночь напролет, но тем не менее… Конечно, в моей работе есть много уступок, но тщеславие, показная красота не относятся к тому, что я действительно ценю в своей работе.  

С другой стороны, у меня был очень тяжелый костюм, с тяжелым корсетом, и его приходилось подолгу пристраивать на мне. А мне приходилось каждый час отдыхать от него.  

— А что вы цените в своей работе?  

— О, очень много! Во-первых, я никогда не думала, что стану актрисой. Еще в университете я начала писать скетчи, и тогда, да и сейчас, меня привлекает возможность рассмешить зрителей. Но в жизни все получилось иначе, своими ролями я скорее заставляю зрителей плакать, и это несправедливо!  

Во-вторых, моя работа дает мне возможность выбора. Сегодня я выбираю сценарную работу. Я мама, и у меня поздний ребенок, я хочу прожить каждый момент своей жизни с дочкой. Я пишу дома, я работаю дома, и я зарабатываю, не выходя из дома. И могу забирать Гайю из школы, отводить ее, вести уроки драмы в ее школе, готовить ей обеды и ужины, гулять с ней — быть нормальной мамой! Это ли не замечательно? Даже если я не пишу для себя, я все равно зарабатываю на жизнь. Но, честно говоря, писательская работа не настолько полна чувств, как актерская.  

— Вы соблюдаете со своей дочкой пять правил няни Макфи?  

— По мне так самое лучшее правило — не соблюдать правил вообще!  

— Это, наверное, вы так протестуете против своего воспитания?  

— Пожалуй. Я родилась в 1959-м, и для моих родителей главным было, чтобы я вела себя прилично на людях. Но они были люди творческие (родители Эммы — актеры Эрик Томпсон и Филлида Лоу) и никогда особенно не донимали меня строгим воспитанием. У них не было денег, и мы многого не могли себе позволить, поэтому, когда я была маленькой, они меня просто оставляли в коляске в театре, а что им еще оставалось делать? А тогда, кстати, смог в Лондоне стоял такой, что актер на одном конце сцены не видел актера, стоящего на другом, представляете?  

Хотя я никогда не была настоящей бунтовщицей, да и против чего можно бунтовать? В детстве я была тихоней, а вырвавшись из дома и поступив в университет, посчитала себя бунтовщицей. Хотя сейчас я понимаю, что это было просто очередным проявлением трусости.  

— Вы говорите, что никогда не думали стать актрисой, но ваша актерская карьера началась в Кембридже, то есть довольно рано…  

— Совершенно верно. И тогда же я начала писать. Я изучала английскую литературу и, наверное, думала об академической карьере. Но в Кембридже я познакомилась с Хью Лори и Стивеном Фраем, с ними я еще в университете начала выступать на сцене, мы играли скетчи и очень серьезно подходили к этому делу. Это было здорово, весело, меня окружали замечательные, талантливые люди, но я видела, что ролей для девушек, для женщин написано не так много. А после одного случая я всерьез взялась за написание номеров для самой себя. Дело было в Бирмингеме, где мы выступали на какой-то технической выставке. Мой номер был как раз между представлением каких-то кухонных комбайнов и новейшей женской бритвы. И я выступала в пластиковом баллоне. Пела комическую шотландскую песню. Вы представляете всю степень унижения, которую я пережила тогда! С тех пор писательская работа для меня очень важна. После я работала на телевидении, а потом начала писать для кино.  

— И сейчас вы закончили сценарий фильма “Моя прекрасная леди”…  

— Совершенно верно!  

— Вам не страшно было браться за классику?

— Я совершенно отчетливо понимаю всю степень ответственности. Но, понимаете, мне не нравится ни одна постановка пьесы Бернарда Шоу. Признаюсь, я даже не люблю фильм с Одри Хепберн! Мне кажется, он сделан эмоционально недостаточно реалистично, в нем недостает магии. Ведь отношения между двумя такими разными людьми — чрезвычайно опасный эксперимент. Вообще, ведь это единственный миф со счастливым концом. Мужчина создает идеальную женщину, оживляет ее, и оказывается, что она действительно само совершенство. Но если посмотреть с другой стороны, окажется, что этот мужчина — монстр!  

Так что я обратилась к автору пьесы. И если посмотреть на биографию Шоу, который и изобрел эти экстремальные отношения, то мне кажется, что он был очень сложным человеком. У него была абсолютно асексуальная семейная жизнь, при этом он бесконечно влюблялся в актрис. Вся его любовь заключалась в плоти, а его собственная плоть функционировала недостаточно хорошо. Поэтому все его романы были на один вечер.  

— Для себя вы приберегли роль?  

— Думаю, мне придется сыграть экономку. А что делать!