— Эдуард, в фильме «На измене» вы играете депутата Соломатина. С кого образ срисовывали?

— Знаете, это собирательный образ. Нет какого-то конкретного политика, депутата, с кого бы срисовывал. Они все немного похожи, все немного на одно лицо, что называется, скованы одной цепью, связаны одной целью. Так что искать образ было несложно: все же перед глазами.

— По сюжету вам приходится туда-сюда таскать «труп», которого играет Роман Костомаров. Тяжело было?

— Нелегко, а что делать? Таскали. Но Роман — спортсмен, профессионал. В какие-то моменты он группировался, в какие-то расслаблялся. В общем, помогал нам как мог. В съемочной группе вообще все очень дружны были. Я хоть и довольно давно в профессии, но такого отношения, пожалуй, не встречал еще. Нас разве что до площадки на руках не носили, а так все было. (Смеется.)

— А кто из актеров произвел на вас наибольшее впечатление?

— Все они хороши. С Нонной (Гришаевой. — «МКБ») я давно знаком. Мы, на минуточку, учились с ней вместе, а не только в «Папиных дочках» снимались. Так что я знаю ее с училища, и после какие-то капустники устраивали, она в двух моих спектаклях участвовала. Про Андрея Кайкова и говорить нечего. Помимо работы в «Шести кадрах» мы просто дружим уже много лет.

— А Панин?

— Смотря про какого Панина вы говорите. Андрей — просто роскошный артист, очень талантливый и открытый. С Лешей до этого мы встречались лишь однажды на съемках «Слава богу, ты пришел!», где он был в качестве гостя. А в кино снимались вместе впервые. У Леши в глазах два доллара горят и во лбу еще один. Поэтому сыграть бессовестного официанта ему удалось на «пятерочку». Он был честен в этом. И очень смешной.

— На съемках режиссер Александр Атанесян позволял вам импровизировать. А у вас бывают моменты, когда на импровизацию не остается сил, пропадает чувство юмора, плохое настроение в конце концов…

— В силу того, что я профессионал, у меня не бывает плохого настроения. Оно остается вместе с одеждой в гримерке. Я не могу позволить себе выйти на съемочную площадку или сцену в плохом настроении.

— Однако в силу популярности вас ассоциируют с вашими образами и в жизни, а не только на сцене или экране. Приходилось ли сталкиваться с негативом?

— Тьфу-тьфу-тьфу, бог миловал. Рожу не били, в спину не плевали, проклятья тоже никто не посылал. Хотя был один забавный случай. Как-то в выходной день я стоял после репетиции и ловил машину. Мимо шел мужчина с бутылкой пива. Утром. Ну как утром — часов двенадцать было. И видно, что он с этой бутылочкой «выпрямителя» приходит в себя после вчерашнего и хорошо ему уже на старые дрожжи-то. Видит меня, подходит и спрашивает: «Ты?» Я говорю: «Я». Он: «Сергей». Я: «Эдуард». Он: «Ё-мое», — разворачивается и уходит. Я все думал потом, что же такое у него могло быть связано с именем Эдуард, что он так разочаровался, кто ж ему так насолил-то. Из всей этой истории можно даже пьесу написать «Его звали Эдик-пе...ик» — про человека, которого, может, и нет вовсе, но все от него почему-то настрадались. (Смеется.) Так что негатива как такового нет, но иной раз понимаешь, что лишний раз не выйдешь просто так куда-нибудь.

— То есть в метро не ездите, в магазин не ходите?

— Почему? И в метро езжу, и в магазин хожу. Хотя на какие-нибудь народные гулянья в парк уже посложнее выбраться. Если один — еще ничего. А если с семьей… И им нужно время уделить, и людям отказать нельзя. Я же в «ящике» постоянно и для зрителей уже как член семьи, нельзя не пообщаться.

— А как вы свободное время проводите?

— Мне нравится по дому

 что-нибудь руками поделать. Готовить люблю. Это у меня любимое хобби: рецепты собираю, сам выдумываю, литературу мне всякую кулинарную дарят.

— У вас есть фирменный рецепт какого-нибудь блюда?

— На самом деле за что ни возьмешься, одно фирменнее другого. (Смеется.) Кулинария — это такая наука, где у каждого любое блюдо будет получаться по-своему. Накормить несложно. Но сделать из трех-четырех ингредиентов шесть-семь блюд — это уже искусство. Свои секретики. И опять же все зависит от настроения. Никогда нельзя вставать к плите и начинать готовить в плохом настроении: все передается энергетически.

— И все-таки — рецепт от Радзюкевича.

— Бутерброд с колбасой. Это дело тоже серьезное: хлеб какой выпечки, какой толщины кусок. Сэндвич это или просто бутерброд. К чему он идет: к пиву, кефиру, к чаю или кофе на завтрак.

— Наверное, ваша семья хорошо относится к этому вашему увлечению. Часто получается их баловать?

— В силу занятости не так часто, как хотелось бы. Бывает настроение, что хочется что-то испечь. А бывает, и попроще. Отварить пару яиц, растереть желток с горчицей, добавить туда чуть-чуть яблочного уксуса и смешать с поджаренным на оливковом масле луком и нарезанными белками. А после туда можно уже и колбасу накрошить, и буженину — все что угодно.

— Сын на ужин пельмени да макароны просит. Хотя любит, когда я ему всякие рататуи делаю. Очень любит тушеные овощи типа домашней баклажанной икры. А как-то приготовил ему плов из курицы, так ему курица не понравилась, а рис — очень.

— Он у вас в обыкновенный сад ходит или с каким-нибудь уклоном, язык изучает?

— Ему английский нравится. А так у него уже подготовительная к школе группа: письмо, арифметика, рисование. Он вообще подвижный, танцевать любит на всяких утренниках. А ради укрепления здоровья

 мы отвели его в секцию большого тенниса. А когда старше станет, я научу его, как правильно стругать, пилить, винтить, рубить. Мужик руками должен уметь что-то делать.

— Вы сами все это умеете?

— Ну да. У меня масса инструментов дома. Я по профессии и столяр-краснодеревщик, и слесарь-сборщик. Я считаю, у мужика голова с руками должна дружить. Я не понимаю, когда говорят: «Не могу в стенку гвоздь вбить». И женщина это принимает. Возьми и приложи чуть-чуть интереса и любопытства, подсмотри и попробуй сам сделать. Было бы желание, а энергия найдется.

— Ваша жена — тоже актриса. Вы готовы ей как-то поспособствовать, чтобы ее карьера продвигалась вперед?

— Сейчас ей пока сложновато, потому что она все время отдает сыну. За это ей и ее родителям низкий поклон и уважение. Но все не так просто. У меня, например, нет в профессии родственников, которые могли бы ей помочь. Нет, что называется, семейственности. При этом в некоторых ситуациях на эту семейственность без слез не взглянешь. Хотя вот Добронравовы. Что Виктор Добронравов, что Иван Добронравов — яркие представители своей фамилии, имеющие право на семейственность. В этой профессии каждый должен из себя что-то представлять.

— А Бондарчук говорит, что, когда ребенок растет в актерской семье, он живет с этим постоянно.

— Бред все это и от лукавого. Рассказы в пользу бедных. Ведь вырастают люди с «человеческими» профессиями и достигают хороших результатов вне актерства.

— Вы своего сына будете оберегать от профессии актера?

— Я ему не буду помогать, если буду видеть, что он не тянет. А если тянет, то я и так все уже сделал для этого: моей фамилии достаточно.

— Вы строгий отец?

— Даже порой жесткий. Иногда мне кажется, что нужно быть помягче. Но мне нужно, чтобы из него человек вырос.