Я учусь актерскому мастерству на съемочной площадке

— С 1990-ого года, когда вам было всего 8 лет, вы принимали участие в спектаклях во МХАТе. Расскажите, как вы туда попали и в каких спектаклях участвовали?

— Моя мама работала во МХАТе заместителем директора. Папы у нас не было, и я после школы допоздна торчал в мамином кабинете, рисовал фломастером портреты артистов и сотрудников театра, гулял по цехам, забирался на колосники. А когда подрос, меня стали занимать во всех детских ролях. Спектаклях в двенадцати, наверное, выходил на сцену. Теплее всего вспоминать роль в спектакле «Кабала святош» — я там половину акта лежал в клавесине, стоявшем на сцене. Это было здорово: лежать там в темноте, слушать спектакль и через щёлочку смотреть на зрительный зал. В положенном месте я вылезал, и у меня был небольшой диалог с Олегом Ефремовым. Вот и вся роль. У меня было буквально два слова. Ефремов, игравший Мольера, вытаскивал шпагу, я его боялся, плакал, и на этом все заканчивалось. Я теперь понимаю, какое это счастье для артиста — обмолвиться на сцене хоть двумя словами с партнёром Ефремовым. Хотя весь тот период жизни сейчас представляется мне клубком абсолютного счастья.

— Вы закончили факультет журналистики МГУ. Хорошо ли вы учились и трудно ли было совмещать работу с учебой?

 — Учился средне, всегда досдавал хвосты. К сожалению, я не сразу понял, что журналистике не выучишься в теории. Может, стоило бы начинать работать уже на первом курсе. А когда начал совмещать учебу и работу, сразу стало ясно, что на работе и идёт настоящая учёба. И до сих пор учусь.

— А есть ли у вас актерское образование?

— Нет. Я поступил одновременно на журфак и в Школу-студию МХАТ, но пошёл в МГУ. Тогда решил, что уже полжизни играю в спектаклях и незачем этому учиться. В общем, думал, что уже артист. Ошибался, конечно. Сейчас, на съёмках «Кадетсва» на телеканале СТС каждый съёмочный день чувствую, как не хватает умения. А учиться теперь этому вряд ли выйдет. Надо вырвать себя из всей жизни, то есть журналистику оставить. Учусь на площадке.

— А что вам ближе: журналистика или актерская профессия?

— Не знаю. Всему свое время. Сейчас мне всё ново, все интересно, важно в актерской профессии. Но во мне живет и то, и другое, пока в равной степени.

Я всегда больше дорожил такими материалами, которые что-то меняли во мне

— Вы работали в программе «Намедни» с Леонидом Парфеновым. Каким репортажем вы гордитесь?

— Никаким не горжусь. Конечно, есть такие материалы, которые хвалили, и можно было считать, что ещё один шажок в профессии сделан. Но я всегда больше дорожил такими материалами, которые что-то меняли во мне, как-то достраивали как человека. Через места, в которых оказываешься, через людей, которых никогда бы в жизни не встретил, не будь журналистом. Такие материалы приходилось делать и в новости… Например, репортаж о Евгении Родионове, воине, которого казнили в Чечне, когда он отказался снять крестик. Когда я общался с его мамой, мамой уже почти святого, у меня было чувство, что то, что я делаю — это действительно важно и стоит того, чтобы заниматься этой профессией. Чаще в репортёрстве не успеваешь прочувствовать материал, всё на бегу, штопаешь репортажи, как на конвейере, и часто опустошение после очередного сделанного материала ничем не можешь занять. Эта профессия, наверно, идеальна для собирания багажа, насмотреться, наслышаться, всё вобрать в себя, понять что-то. А потом это всё собранное надо куда-то употреблять, но в другое. Делать это слишком долго — есть риск всё собранное растерять.

— Сейчас вы снимаетесь в продолжении сериала «Кадетство». Расскажите о вашем герое, он изменился?

— Он стал взрослее и ещё ближе к своей мечте о будущем офицерстве. Поубавилось наивности, добавилось поступков.

— А вы можете назвать несколько качеств характера вашего героя?

— Считается, что нет людей одного полюса — только хороших или только плохих. Мне кажется, что все люди, когда настоящие, когда искренние и когда улыбаются, они точно хорошие. Вот Синицын — он настоящий, простой. И всякая грязь, которая с ним случается, как раз выказывает хорошее в нём. Значит, видимо, хорошего больше.

В жизни не должно быть понятий «мало» или «много»

— Вы сами в армии не служили. Удалось ли на съемках сериала прочувствовать эту военную атмосферу?

— Конечно, мы её в себя вобрали, поскольку это было нужно для работы. Ребята-суворовцы всегда рядом, они тоже снимаются с нами. Может быть, из-за того, что среда там жестче, конкретнее как-то, и мир остальной для них закрыт, они как будто очищены от всего того, что разжижает личность. А от этого ещё и очень простые — это тоже ведь качество личности.

— Хочется ли вам сняться в серьезном кино, и были ли такие предложения?

— Иногда говорю с режиссёрами, езжу на пробы. Конечно, очень хочу, иначе зачем было вообще влезать в «Кадетство», если никак в этой профессии не разовьюсь?

— А если пофантазировать, то у какого бы режиссера вы хотели бы сняться?

— Я еще могу пофантазировать о роли, но о режиссёре просто не вправе. Я в себя как в актёра ещё не очень верю, чтобы делать какой-то выбор.

— Много ли, по вашему мнению, вы сделали к 24-м годам, и как вы объективно оцениваете свои успехи?

— В жизни не должно быть, наверное, понятий «мало» или «много». Есть «сейчас» — и оно должно быть заполнено. Культ успеха — сегодняшняя религия, но он против закона жизни, поэтому и сводит с ума. Цель — это все равно что-то другое. Все эти зримые достижения могут совсем не соответствовать твоей основной задаче, тому, зачем ты вообще здесь. И тогда тебе плохо, тогда ты мучаешься, ищешь, потому что Бог ведёт, и отводит от всего, что не твоё. Иногда это мучительно. Пока у меня есть ощущение, что я делаю то, что должен. Может, завтра это поменяется.