Андрей, учась в первом вузе, в перспективе вы должны были стать архитектором – очень мужская, очень креативная, очень независимая профессия. И вдруг – резкий крен в сторону самой зависимой из профессий – актерской. Как и почему был сделан такой выбор?

Наверное, были предпосылки, коль все случилось именно таким образом. Конечно, помогли мозги «свернуть» любимые и уважаемые мной люди – руководитель киношколы, где я преподавал историю искусств и рисунок, Алла Ивановна Степанова, и известный сегодня режиссер, Александр Назаров.

Актерская профессия предполагает изменчивость или хотя бы гибкость по отношению к жизни – как бы ни был высок профессионализм, каждый раз ты примеряешь на себя другой образ, другой характер, другую философию. Накладывает ли это отпечаток на собственную жизнь? Приходится бороться за собственное «я»?

Да роли сами выбирают нас. На что ты настроен, то и получишь в итоге. Невозможно получить что-то, что не находит отклика в твоей душе. Тут работает и полученное воспитание, и освоенный тобой культурный пласт, и этика, исповедуемая тобой. Никогда не стану играть роль, которая не получает отклика в моей душе – основные гармонические тональности должны совпадать. И не потрачу усилий, чтобы получить эту роль ради денег, прибыли, даже семейного благополучия. Я вообще считаю, что с литературой хоть и сложно сейчас в России, но происходит нечто многообещающее, на беду, это «обещающее» не коснулось пока киноиндустрии. Для меня, подчеркиваю, не расписываюсь за всех коллег, слово очень многое означает. И не только в эмоциональном смысле.

Закончена и вот-вот выйдет к зрителю уже вторая ваша картина с Романом Балаяном. Роман Гургенович, знаю, с большим пиететом относится к артистам, «прикипает» к ним. А как вы нашли друг друга и как протекает процесс совместной работы?

Роман Гургенович несколько раз приезжал в Москву, присматривался к актерам. Мы встретились раз – буквально на пять минут. Потом были пробы в Киеве, потом – снова встретились в Москве, говорю сейчас о картине «Ночь светла». Любая работа начинается у меня с того, что нужно выехать из Москвы и сбросить с себя Москву – потому что Балаян и московская суета несовместимы. А потом надо постепенно погружаться в его мир, в его систему координат. Это потрясающе интересный процесс! Потому что я – это я, но ведь я актер, и так интересно, получив импульс от режиссера, разгадывать ход его мыслей, раскрываться, меняться, осваивая его язык. Во второй раз работать уже проще.

В фильме «Ночь светла» это был близкий, понятный образ – ваш современник, ваш ровесник. В «Райских птицах» другое время, оно ближе скорее вашим родителям. Насколько вы ассоциируете этого вашего героя с сегодняшним днем? Что это для вас значит?

На самом деле, я и даже те, кто младше меня лет на пять, мы родом из СССР. Время, когда мы росли, – 70-80-е годы – такое же яркое для нас, как и 90-е. Я помню, в начале 80-х услышал от сестры о Бродском, ведь его имя тогда даже не упоминалось. Эта закрытость, эти тайны, недоговорки были очень понятны и очень занимали меня. Так что это мое время – я помню даже похороны Брежнева.

Как думаете, зритель, приученный развлекаться или упиваться техническими новшествами, готов к серьезному разговору или, коль хлеба в достатке, нам подавай зрелище «позрелищней»?

Готов. Жвачкой кормят и все едят. Чего ж не есть, раз подносят. Но как только появляется возможность «заставить душу трудиться», как только появляются такие картины, как «Простые вещи», «Свободное плавание», тот же «Остров», зритель открыт к разговору, готов воспринимать. На каком уровне, не знаю – ведь уже выработана привычка к 20 монтажным склейкам в минуту. Знаете, я уже посмотрел готовую картину, она произвела на меня, хоть я и жил внутри этого мира почти год, очень мощное впечатление. Не по событийности, а по эмоциональному накалу. Хочу верить, что для зрителя она станет открытием.

После хорошей, «ковырнувшей» вас роли очень сложно приступать к новой работе. А что в театре сейчас делаете, ведь ваша Виола из «Двенадцатой ночи», поставленная Донневаном, прогремела по всей Европе?

Нового ничего сейчас в театре не делаю. Выпустил, правда, недавно спектакль, но считаю его неудачей, сам виноват.

Почему сам? Ведь вы артист – не постановщик.

Что-то не понял, не доделал. Вообще, если слово не заражает с первого прочтения, не надо себя обманывать, все равно ничего не выйдет.

Вы снимаетесь, работаете в ангажементах, но избегаете репертуарных театров. Вы против них?

Нет, я не против репертуарного театра. Но единственный театр, который сейчас признаю – МХАТ. Считаю то, что делает Олег Павлович Табаков во МХАТе и Табакерке, достойно подражания. Но ведь почему-то такого себе никто пока позволить не может.

Вы несколько раз подчеркивали, что для вас важно слово, стало быть, вы – человек читающий, имеющий в литературе свои пристрастия, что из современной литературы вы могли бы выделить, как явление?

Сейчас читаю Захара Прилепина и мне очень хорошо от того, что я читаю. Он, конечно, человек жесткий, но меня восхищает его владение языком. Прошедший год был заполнен работой, и я очень много прочел сценариев – явный «перегруз». Хотя были очень интересные сценарии. У Сергея Бодрова-старшего – просто крепкая литература, хорошо закрученная. У Балабанова интересный сценарий. А читать Георгия Данелия – просто наслаждение. Сейчас, вроде, образовывается небольшая пауза у меня, вернусь к литературе.

Андрей, вы человек знающий литературу, театр и кино, думающий, не жмут рамки актерской профессии, не собираетесь ли попробовать себя в роли режиссера?

В театре точно нет, а в кино... Если что-нибудь придумаю, чего никто до меня выдумать не смог, и буду понимать, что вижу картину кадр за кадром – тогда, может быть, буду искать единомышленников, искать денег и пытаться воплотить на пленке задуманное. Просто, думаю, в таком случае мне не будет мешать отсутствие образования в области постановки кино. Но учиться и набивать шишки все равно придется.

За роль в знаменитой постановке Констанстина Серебрянникова «Пластилин» вы были увенчаны высокой театральной наградой, была отмечена как лучшая мужская роль на фестивалях и работа в фильме «Ночь светла». Награды и почитание, пересуды коллег и критики, любовь зрителей подпитывают в новых работах или мешают?

Про недовольство коллег ничего не знаю. Когда это незаслуженно, все понимают, включая тебя самого. И зал на это тут же отреагирует. Ну, а я не так много и получал-то пока наград, но за те, что есть, не стыдно, приятно даже.